Роберт Стивенсон - Похищенный. Катриона (Романы)

- Кто они такие, матушка? - спросил я, указывая на трупы.

- Да благословенно будет твое красивое личико! - воскликнула она.- Это двое миленьких моих, двое старинных моих миленьких, душечка.

- За что их казнили? - спросил я.

- Ох, за дело, за дело,- сказала она.- Частенько говорила я им, как все кончится. Два шотландских шиллинга, да разве же это деньги! И вот два добрых молодца висят за них. Отняли у бруктоновского мальчонки.

- Ага! - сказал я себе, а не этой полоумной старухе.- И за такую мелочь получили они подобное воздаяние? Вот уж, правда, что значит всего лишиться.

- Дай мне посмотреть твою ладонь, душечка,- прошамкала она.- И я скажу тебе твою судьбу.

- Нет, матушка,- ответил я. - Что у меня впереди сейчас, я и сам знаю, а слишком далеко вперед заглядывать не годится.

- Я по лбу твоему вижу,- продолжала она.- Пригожую девушку с ясными глазами, невысокого молодца в богатой куртке и дородного мужчину в пудреном парике, и тень виселицы поперек твоей дороги. Дай ладонь, душечка, и старая Меррен скажет тебе все как есть.

Две случайные догадки, которые, казалось, указывали на Алана и дочь Джеймса Мора, поразили меня, и я пустился бегом от жуткой гадалки, бросив ей шестипенсовик, который она начала подбрасывать, сидя в колеблющихся тенях двух повешенных.

Если бы не эта встреча, дорога, которая дальше вела по дамбе Ли-Уок, показалась бы мне много приятнее. Старинная насыпь змеилась между полями, возделанными с таким тщанием, какого я еще не видывал. И мне стало легче от того, что я вновь оказался среди сельской тишины. Но в ушах у меня все еще звучали охи и причитания старой колдуньи, перебивавшиеся лязганьем цепей, и душу мою угнетало воспоминание о черных мертвецах. Болтаться на виселице - жребий тяжкий, и попал ли человек на нее за два шотландских шиллинга или (как выразился мистер Стюарт) из чувства долга, разница казалась несущественной. Вот так будет болтаться и Дэвид Бальфур, а мимо будут идти другие юноши, кому куда надо, и думать о нем плохо, и полоумные старухи, сидя у столба, предскажут им судьбу, а чистенькие барышни, проезжая мимо, отведут глаза и прижмут платочек к носу. Они представились мне как живые,- глаза у них были серые, а головы обмотаны шарфами драммондовских цветов.

Решимости я не утратил, но уже совсем пал духом, когда увидел впереди Пилриг, живописный дом с башенками у дороги, окруженный молодой рощей. У дверей стоял оседланный конь лэрда, но сам он был у себя в кабинете, где и принял меня в окружении ученых фолиантов и музыкальных инструментов, ибо он был не только философом, но и большим любителем музыки. Встретил он меня приветливо, а прочитав письмо Ранкейлора, любезно предложил мне свои услуги.

- Но чем именно, кузен Дэвид…- сказал он.- Мы ведь, оказывается, в родстве… Чем именно могу я вам служить? Замолвить слово Престонгрейнджу? Без сомнения, это просто. Но о чем?

- Мистер Бальфур,- ответил я,- поведай я вам все, что со мной произошло, то, по моему мнению (и мнению Ранкейлора тоже), вам эта история понравится очень мало.

- Мне очень жаль слышать о вас подобное, кузен,- сказал он.

- Этого я принять от вас не могу, мистер Бальфур! - возразил я. - Я не сделал ничего, о чем жалел бы сам или заслужил бы ваше сожаление, и повинен лишь в обычных человеческих слабостях. «Первый грех Адама, недостаток природной добродетели и порча всей моей натуры» - вот за что я должен нести ответ, и надеюсь, меня верно учили, где искать помощи,- продолжал я, решив по его виду, что он составит обо мне лучшее мнение, если убедится, насколько хорошо я знаю катехизис. - Но если говорить о мирской чести, то мне не в чем себя строго упрекнуть, а беды выпали на мою долю против моего желания и, насколько мне дано судить, без всякой вины с моей стороны. Беда в том, что я оказался втянут в политические осложнения, о которых вы, как мне говорили, предпочтете остаться в неведении.

- Ну что же, мистер Дэвид, пусть так,- ответил он.- Мне приятно, что вы таков, каким представил мне вас Ранкейлор. Что же касается политических осложнений, то слова ваши совершенно справедливы. Я тщусь избегать всяких поводов для подозрений, и более того - любых причин для них. Но,- продолжал он,- как я могу оказать вам содействие, не зная, в чем дело?

- Видите ли, сэр,- ответил я,- мне хотелось бы получить от вас письмо к его милости, свидетельствующее, что я происхожу из хорошей семьи и располагаю достаточно хорошим состоянием. И то и другое, по-моему, совершенная правда.

- В этом меня заверил Ранкейлор,- сказал мистер Бальфур,- а его слово я считаю надежным щитом против опасностей.

- К этому я присовокупил бы (если вы готовы положиться на мое слово), что я воспитан в истинной вере и преданности королю Георгу,- продолжал я.

- Ни то, ни другое вам не повредит,- заметил мистер Бальфур.

- Далее вы могли бы написать, что я хотел бы обратиться к его милости по чрезвычайно важному делу, связанному со служением его величеству и отправлением правосудия,- добавил я.

- Раз мне ничего неизвестно о сути дела,- ответил лэрд,- то я не возьму на себя смелость судить о его важности, а потому обойдемся без «чрезвычайно», да и «важному» тоже. Прочее же я могу изложить примерно так, как вы желаете.

- И еще, сэр,- сказал я, потирая шею большим пальцем,- мне очень бы хотелось, чтобы вы вставили словечко, которое могло бы послужить к моей защите.

- Защите? - повторил он.- К вашей защите? Такое выражение меня несколько расхолаживает. Если дело столь опасно, признаюсь, у меня нет особого желания вмешиваться в него с закрытыми глазами.

- Мне кажется, я двумя словами могу объяснить его суть.

- Пожалуй, так было бы лучше,- сказал он.

- Так вот: аппинское убийство,- ответил я.

Он поднял обе руки, восклицая:

- Помилуйте! Помилуйте!

Выражение его лица и голоса заставили меня заподозрить, что на его помощь мне более рассчитывать нельзя.

- Позвольте, я объясню…- начал я.

- С вашего разрешения, я больше ничего об этом слышать не хочу! - вскричал он.- Ни слова больше. Ради имени, которое вы носите, ради Ранкейлора и, может быть, немножко ради вас самого, я помогу вам, насколько в моих силах, но никаких объяснений я больше слышать не желаю. И я считаю своей обязанностью предостеречь вас: это омут, мистер Дэвид, а вы молоды. Остерегитесь и дважды подумайте, прежде чем кидаться в него.

- Право, мистер Бальфур, я уже думал, и не два и не три раза,- ответил я,- и мне хотелось бы напомнить вам о письме Ранкейлора, в котором (как я верю и надеюсь) он выразил одобрение моим намерениям.

- Ну, ну,- сказал он и повторил: - Ну, ну! Я сделаю для вас что могу! - С этими словами он взял перо и лист бумаги, некоторое время просидел в раздумье, а затем начал неторопливо писать.- Насколько я понял, Ранкейлор одобряет ваше решение? - спросил он вскоре.