Роберт Стивенсон - Похищенный. Катриона (Романы)

- Мне следовало бы сказать, что я говорил с ней только раз,- перебил я.- А видел я ее опять сегодня утром из окна в доме Престонгрейнджа.

Возможно, я не удержался потому, что это как бы придавало мне важности, но тут же поплатился за хвастливость.

- Что-что? - вскричала старая дама и нахмурилась.- И разговаривали вы тоже у двери лорда-адвоката, так?

Я подтвердил.

- Гм! - сказала она и продолжала сердито: - Я ведь только от тебя знаю, кто ты такой и зачем пожаловал. Ты говоришь, что ты Бальфур из Шоса. Только я-то почем знаю, может, ты Бальфур из дьяволовой лапы. Может, ты пришел за тем, за чем говоришь, а может, одному черту известно, зачем ты явился! Я из добрых вигов, веду себя смирно и всем своим мужчинам головы на плечах сохранила. Но из добрых-то из добрых, а ставить себя дурой не позволю. И я тебе прямо скажу: что-то многовато у тебя дверей и окон лорда-адвоката для того, кто ищет дочь Макгрегоров. Можешь так и передать своему лорду-адвокату с нежным моим поклоном. Примите и вы мой прощальный поклон, мистер Бальфур,- добавила она, сопровождая слово делом.- Счастливо вам вернуться туда, откуда явились.

- Если вы думаете, что я соглядатай!..- воскликнул я и не смог больше произнести ни слова, а только смерил старуху гневным взглядом, потом поклонился и пошел прочь.

- Э-эй! Постой! Наш кавалер надулся! - воскликнула она.- Думаю, что ты соглядатай? А что еще прикажешь мне думать, если я про тебя ничего не знаю? Но теперь я вижу, что ошиблась, и раз уж на поединок с тобой я не выйду, то прошу меня извинить. Хороша бы я была, размахивая мечом! Ладно-ладно,- продолжала она,- по-своему ты не так уж плох. Как погляжу, найдутся у тебя и свои достоинства. Но, Дэвид Бальфур, довольно тебе быть деревенским забиякой. Отучись от этого, молодчик. Приучи свою спину быть погибче, да меньше думай о своей персоне, постарайся зарубить у себя на носу, что женщины - не гренадеры. Только где тебе! Ты до последнего дня будешь знать о женщинах не больше, чем я о холощении свиней.

Я не привык слышать подобные выражения в устах благородных дам. Единственные две дамы, с которыми я был знаком,- миссис Кэмпбелл и моя матушка - отличались богобоязненностью и чурались всякой грубости. Полагаю, мое недоумение проскользнуло в моих глазах, так как миссис Огильви вдруг разразилась смехом.

- Господи помилуй! - воскликнула она, захлебываясь.- До чего же у тебя честное лицо! А хочешь жениться на дочери горного разбойника! Дэви, голубчик, придется вас поженить, чтобы увидеть, каких детей вы народите! А теперь,- продолжала она,- тебе незачем тут мешкать, потому что барышни нет дома, а сыну твоего отца, боюсь, неуместно болтать со старухой. О моей репутации, кроме меня, позаботиться некому, а я и так уже слишком долго оставалась наедине с обольстительным кавалером. И не забудь прийти еще раз за своим шестипенсовиком! - крикнула она мне вслед.

Моя стычка с этой непредсказуемой старой дамой придала смелости моим мыслям. Два дня образ Катрионы сопровождал все мои раздумья, и стоило мне остаться одному, как он тотчас появлялся в каком-нибудь уголке моей памяти. Но теперь она словно вышла вперед. Казалось, я держал ее за руку - к которой лишь раз слегка прикоснулся. Я предался ей в счастливой слабости и, оглядевшись по сторонам, увидел мир как мрачную пустыню, где люди маршируют подобно солдатам, следуя велению долга, насколько в их силах, и где лишь одна Катриона могла бы озарить мои дни. Я подивился, что способен предаваться таким мечтам, когда мне грозит позорная гибель, а затем вспомнил, как я юн, и меня охватил стыд. Мне еще предстояло закончить учение и найти себе полезное занятие. Мне еще предстояло принять участие в службе, положенной для всех; мне еще предстояло набираться знания и опыта и доказать, что я мужчина, и у меня хватило благоразумия покраснеть, потому что я позволил себе соблазниться грезами о более далеких и святых радостях и обязанностях. Убеждения, в каких я был воспитан, заставили меня опомниться. Я был вскормлен не на сахарных пряниках, но на жестокой пище истины. Я знал, что стать мужем имеет право лишь тот, кто подготовлен нести обязанности отца, а мальчишке вроде меня играть в отцы не пристало.

Занятый этими мыслями, я прошел половину пути до города, как вдруг увидел, что навстречу мне идет кто-то, и смятение в моей душе поднялось с новой силой. Словно я должен был сказать ей все на свете и не находил ничего, что мог сказать теперь. А вспомнив, как не слушался меня язык утром у лорда-адвоката, я полагал, что и вовсе онемею. Но едва она приблизилась, мой страх исчез и даже воспоминание о недавних моих размышлениях меня ничуть не смущало. Я тотчас убедился, что способен разговаривать с ней так же свободно и разумно, как с Аланом.

- О! - воскликнула она.- Вы приходили за своими шестью пенсами! Вы их получили?

Я ответил, что нет, но раз я ее встретил, то прогулка моя была не напрасной.

- Хотя я вас сегодня уже видел,- добавил я и объяснил, где и когда.

- А я вас не видела,- сказала она.- Глаза у меня большие, но вдаль видят хуже, чем у многих и многих. Я только слышала пение в доме.

- Пела мисс Грант,- сказал я.- Старшая и самая красивая.

- Говорят, все три редкие красавицы,- сказала она.

- А они считают красавицей вас, мисс Драммонд,- ответил я.- И столпились у окна, чтобы посмотреть на вас.

- Жаль, что я такая слепая,- сказала она.- Не то и я на них посмотрела бы. А вы были там? Должно быть, очень приятно провели время с хорошей музыкой и прекрасными барышнями.

- Вот и ошибаетесь,- возразил я. - Я был точно морская рыба, брошенная на горном склоне. По правде говоря, я больше подхожу для общества грубых парней, чем прекрасных барышень.

- Вот и мне так казалось! - ответила она, и я засмеялся вместе с ней.

- Странно! - продолжал я. - Вы меня ничуть не пугаете, а от трех мисс Грант мне все время хотелось убежать. И вашей родственницы я тоже очень боялся.

- Ну, ее, я думаю, испугается любой мужчина! - заметила она.- Даже мой отец ее побаивается.

Упоминание про ее отца заставило меня опомниться. Я поглядел на идущую рядом со мной девушку, вспомнил его и то немногое, что знал о нем, и все то, о чем догадывался, сравнил отца с дочерью и почувствовал, что промолчать было бы предательством.

- Да, кстати,- сказал я.- Я познакомился с вашим батюшкой не далее как нынче утром.

- Правда? - произнесла она голосом, полным радости, которая мне показалась хуже всякой насмешки. - Вы видели Джеймса Мора? Вы говорили с ним?

- Да. Даже говорил,- ответил я.

И вот тут дело приняло для меня наихудший оборот, какой только можно вообразить. Она взглянула на меня с глубокой признательностью.