Худайберды Тухтабаев - Золотой выкуп

— На суде, если вы сведете меня с истинными грабителями, все будет доказано.

— Но ведь существовал верный и законный путь справедливого решения вашего дела. А вы надумали разрешить его под покровом ночи, с оружием в руках…

— Как я мог воспользоваться «законным путем», когда вся дахбедская администрация погрязла во лжи и своеволии?

— Ладно, оставим пока этот разговор. Вы мне скажите, в тот вечер, когда вы… посетили дом Хамдамбая, я полагаю, вы были не одни?

— Разумеется, — улыбнулся Намаз.

— Назовите их имена.

— Увы, этого я сделать не могу.

— Почему?

— А просто потому, что я не предатель.

— Ну что ж… — Следователь помолчал минуту, потом произнес с сожалением: — Как ни крути, вашу деятельность начиная с той ночи мы не можем классифицировать иначе, как откровенный разбой. И вам, к сожалению, никак не удастся доказать обратное.

— А я буду доказывать, — качнул головой Намаз, чувствуя, что его опять охватывает слабость. — Я буду доказывать, что между разбоем и присвоением силой того, что тебе же причитается, — разница как между небом и землей. Разбойником у нас называют человека, который отобрал чью-то собственность, личную вещь. Хамдамбай располагает миллионами. Откуда появились у него эти богатства, коли он ни кетменем не машет, ни серпом не жнет и на поливе не проводит бессонных ночей? Все его богатства заработаны бедняками, а Хамдамбай присвоил их себе. Выходит, грабитель вовсе не я, а он, Хамдамбай, которого вы защищаете. Я прошу дать мне с ним очную ставку.

— Не горячитесь. Всему свое время. Не хотите еще воды?

— Нет, спасибо.

— Пойдем дальше, — Владимиров открыл другую папку, лежавшую перед ним на столе. — Наряду со многими другими, Намазбай, вы обвиняетесь также в убийстве.

— Ложь. Я не убийца.

— Если бы вы смогли доказать это, я был бы только рад. Вот по этому донесению, подписанному управителем Пайшанбинской волости, начальником полиции, вы, Намаз, сын Пиримкула, обвиняетесь в убийстве пайшанбинского жителя Хидирбая, сына Мурадбая.

— Это неправда, — сказал Намаз сдавленно. — Я все расскажу по порядку. Этот негодяй Хидирбай считался самым богатым человеком в Пайшанбе. Как-то остановился я переночевать у одного тамошнего знакомого… Уже вечерело, когда в дом, где я остановился, прибежала с плачем женщина. Она рассказала, что Хидирбай запряг ее мужа и двух сыновей вместо волов в маслобойку. Вначале я даже не поверил этому. Джигиты мои тоже не поверили. Да вы и сами, наверное, не поверили бы, разве не так, господин следователь?

— Продолжайте, — сказал следователь, не отвечая на вопрос.

— Но соседи подтвердили, что Хидирбай всегда заставляет своих должников расплачиваться таким образом. Я пошел к баю, взяв с собой четверых джигитов. Маслобойка находилась за конюшней, старая такая, рассохшаяся, скрипучая. В нее были впряжены двое ребятишек и старик — одни кости да кожа… На шеи надето, как у волов, ярмо, крутят себе жернова, крутят… Пот с них градом, глаза заливает. На мои расспросы ответили, что уже три дня, как их заставляют крутить маслобойку… Я думал, у меня сердце остановится — так было больно и обидно за несчастных. Пошел и выволок из дома лежавшего на атласных тюфяках Хидирбая и двух его сынков, впряг в ту самую маслобойку, которую крутили старик с сыновьями. «Посмотрите, испытайте на своей шкуре, каково работать вместо скотины!» Бай, однако, оказался упрямее любого вола, никогда не видавшего маслобойки. Уперся, и все, ни с места. Была у него там айвовая палка, которой погоняют обычно волов, ну я ею и отделал подлеца хорошенько…

— Кто дал вам право учинять подобную расправу?

— А кто ему дал право превращать людей в скотов?

— Но ведь есть должностные лица, обязанные бороться против несправедливости! А вы присвоили себе их полномочия.

— О ком вы говорите, господин следователь? О собутыльниках того богатея?

— В ту ночь Хидирбай умер.

— Он умер своей смертью.

— Если бы вы не впрягали его в жернова, он бы не умер.

— Если бы он не мучил бедняков, задолжавших ему какие-то гроши, я бы не впряг его в жернова. У этого Хидирбая был целый хурджин расписок, полученных им с должников. Те тоже должны были крутить маслобойку вместо волов. Когда я сжигал эти бумаги, сердце бая не выдержало — он упал замертво.

— Вы явились причиной его смерти, суд признает вас убийцей.

— Я не убийца, я — мститель.

— Бай имел право принимать какие-то меры против злостных неплательщиков долгов.

— Но не превращать человека в скотину. Такого права ему никто не давал.

— Но и вы не имели права убивать человека, чтобы доказать свою правоту.

— Он получил по заслугам!

— Намазбай, я бы просил вас не горячиться. Вы прекрасно знаете, что материалы следствия служат основой решения суда. В ваших интересах считать меня своим защитником, обязанным понять вас, мотивированно объяснить многие ваши поступки. Если честно, я мог бы отвести от вас ряд обвинений, как несостоятельных. Спокойное, деловое выяснение всех обстоятельств дела позарез необходимо как вам, так и мне. В таком случае облегчится тяжесть обвинений, павших на вас, да и у меня будет совесть чиста, а уверенность, что не допустил несправедливости, станет мне наградой.

— Почему, в таком случае, вы не поинтересовались тем, почему и кому я начал мстить? Ведь что-то заставило меня применить силу против силы?

— Вот это-то я и пытаюсь выяснить, — мягко сказал следователь. — В этой бумаге отмечено, что вы избили до полусмерти тысячника Арсланбека Джамской волости, а контору его подожгли.

— Верно, — кивнул Намаз, глядя прямо в глаза следователя.

— Расскажите поподробнее. И зачем вы это сделали?

— Написать об этом, конечно, в той бумажке забыли?

— Забыли, — вздохнул следователь.

— Что ж, слушайте, — продолжал Намаз. — Верно, я привязал негодяя Арсланбека вверх ногами к чинаре на многолюдной площади Джама и крепко отхлестал плетью. А сделал я это за то, что он изнасиловал девятилетнюю дочь своей служанки. Будто мало было ему четырех жен, да еще тех, на которых он женится на месяц-другой… Девочка не вынесла позора — бросилась в Бурхауз… Труп выловили на следующий день. Мать сошла с ума.

— Отец?

— Отца у девочки не было, вернее — им был сам Арсланбек.

— Неужто он изнасиловал собственную дочь?!

— Как видите! — усмехнулся Намаз. — Потому и сошла с ума бедная женщина. Приезжаю, вижу: близкие, родственники бедняжки почернели от горя… Что бы вы сделали на моем месте, господин следователь?

— Продолжайте, — ушел от ответа Владимиров.

— А что продолжать? Привязал негодяя к чинаре вверх ногами на площади и отхлестал плетью. Потом предал огню его контору. Тут мне донесли, что к Джаму приближаются солдаты. Я увел своих джигитов в горы, чтобы избежать кровопролития.