Дебора Моггак - Тюльпанная лихорадка

– У нее такой же нос, как у меня, тебе не кажется?

Мария с головой зарылась в колыбельку, целуя и щекоча ребенка. Она сделала какой-то неопределенный жест, но Корнелис не понял, было ли это ответом. Впервые за долгие месяцы он внимательно посмотрел на свою служанку. Со вчерашнего дня она стала важной для него фигурой, переместившись из-за кулис на середину сцены. Корнелис ощутил внезапную симпатию.

– Ты очень исхудала, дорогуша, – заметил он. – Тебе надо больше есть и набираться сил. Ты нужна нам обоим – мне и Софии.

София… Произнося это имя, он испытывал странное чувство. Нельзя просто так взять и перелить его любовь к жене в новый, совсем еще маленький сосуд. На это уйдет много времени.

– Не думаю, что она на кого-то похожа, – пробормотала Мария, выпрямившись над кроваткой с раскрасневшимся лицом. На ее лице блуждала блаженная улыбка. Корнелис посмотрел на нее с удивлением. – Она похожа только на саму себя.

У Геррита все шло по плану. Он купил краски: умбру, индиго и жженую сиену. Потом зашел в булочную. Там осталось два коричных пирожных, поэтому для полного счета он добавил к ним еще четыре ванильных. Два и четыре дают шесть. Видите? Он умеет считать. Теперь осталось только вернуться, и миссия будет выполнена.

Но черт возьми, как же пересохло в горле! День выдался длинный: уже с пяти утра он был на ногах и разгружал бочки в гавани. Подобная работа всегда вызывает жажду, а у него во рту весь день не было маковой росинки. На башне пробило два часа. В кармане Геррита звенело несколько монет. Глупо таскать их с собой, вместо того, чтобы употребить по назначению – и получить большое облегчение. Но ничего, он справится.

Геррит повернул за угол и сразу наткнулся на своего приятеля Пьета, который отливал в канал около харчевни «У льва».

– А, дружище! – воскликнул Пьет. – Здорово, пьянчуга. Заходи, выпьем по стаканчику. Представь, наш старый греховодник Адриен выиграл в лотерею!

Геррит замялся.

– Рейнское льется рекой, – добавил Пьет. – Сегодня никто не платит за выпивку.

Геррит вздохнул. Какая пытка! За открытой дверью слышались взрывы смеха. Он уловил запах жареного гуся. Его вдруг охватил зверский голод: завтракал он тоже в пять утра, а потом съел только кашу. Это была героическая схватка. Благородные чувства тянули его в одну сторону, а искушение – в другую.

– Ну, чего ты ждешь? – усмехнулся Пьет.

Геррит покачал головой:

– Мне надо идти.

Он пошел прочь на подгибавшихся ногах. Момент был трудный, но он вышел победителем. Долг восторжествовал.

Разве Геррит не заслужил рюмочку-другую, в качестве награды? Он мрачно ухмыльнулся своей шутке и направился в сторону Бломграхта, где его ждал хозяин.

Я не умерла. Я просто сплю: что такое вся наша жизнь, как не долгий сон, от которого мы проснемся в радостное утро воскресения? Мой саван – постельное белье. Скоро я очнусь, чтобы возродиться к новой жизни. Вылуплюсь, словно бабочка из куколки; сброшу свое прошлое, как старый плащ Марии, и уплыву за семь морей в поисках Земли обетованной.

– По-твоему, это рука?!

Сквозь сон до меня доносился чей-то голос. Настанет время, и меня соберут заново. Ноги и руки прирастут к моему телу, и оно вновь воскреснет из праха и превратится в плоть живую.

– А это, по-твоему, нога? У тебя вообще есть глаза?

Голос Маттеуса долетал до меня сквозь щели в полу. Он кричал так громко, что мог бы пробудить мертвого.

– Это голова. Она на плечах, ясно? А это две руки, одна справа, другая слева. – Его студия находилась внизу; наверное, он давал урок своему ученику. – Ты забыл человеческую анатомию? Знаешь, сколько твои родители платят за то, чтобы ты зря тратил мое время?

Я спала очень долго. Гроза уже закончилась, и в комнату лился яркий свет. Мне нужно было сидеть здесь, прячась от посторонних глаз, пока меня не заберет Ян. Маттеус с женой приютили меня в своем доме, поклявшись молчать. Это были единственные люди, которые знали правду, не считая доктора и повитухи, принявших мои роды: ведь теперь я тоже стала новорожденной. Те двое, что принесли меня сюда, считали меня мертвой. Как грубо они со мной обращались! Ни капли уважения! Когда нас покидает жизнь, с нами обращаются как с мешком брюквы. Я могла это подтвердить собственными синяками. Хорошо, хоть до души они добраться не могут.

– Кости! Мускулы! – гремел Маттеус. – Вот что находится под нашей кожей. Если не понимаешь, как устроено тело, как, черт возьми, ты можешь рисовать его?

Я все еще не могла собраться с мыслями и осознать, что произошло. Вчерашняя ночь казалась мне не более реальной, чем поставленный в театре спектакль. Это и был спектакль. Мы произносили какие-то слова, играли свои роли. Много времени я провела одна, испуская дикие крики в потолок, под которым пылился мой свадебный венок. Мария старательно вторила мне сверху, но уже по-настоящему.

Я твердила себе: моя нога больше никогда не ступит в этот дом. Впопыхах я оставила в нем неоконченные дела, развешанную по шкафам одежду, но она мне не нужна. Меня больше нет, я умерла. Но все это не укладывалось в голове. Дом казался просто сценой, откуда я ушла, как только закончилось представление.

Я не хотела ни о чем думать. Если начну думать, то пойму, чтó сделала со своим мужем.

Геррит шел по улице. У него болели ноги: он уже пересек из конца в конец весь город и проделал половину того же самого пути обратно. Но осталось совсем немного, он почти дома. Скоро вручит посылки Яну, получит от него деньги и станет свободным человеком. Где-то впереди вдруг забили барабаны, зазвучала музыка. Геррит застыл на месте, словно бык, на которого накинули аркан. Он направился в ту сторону и вскоре оказался на рыночной площади. Здесь собралась толпа. Держась за свои свертки, Геррит начал проталкиваться вперед. Наконец он остановился, зачарованно глядя на открывшееся перед ним зрелище.

В дальнем углу площади устроила представление группа странствующих циркачей. Человек, одетый Арлекином, жонглировал шарами. Геррит очень любил жонглеров. Рядом на тумбе стоял смуглолицый фокусник, размахивая пестрыми шарфами. Фокусников Геррит любил еще больше. Загремели барабаны. Фокусник резко взмахнул шарфом, оттуда вылетел голубь. Толпа взревела. У Геррита отвисла челюсть.

Фокусник положил на ладонь яйцо. Он с улыбкой продемонстрировал его толпе, потом сжал руку в кулак. Барабанная дробь. Он разжал руку. Пусто. Циркач небрежным движением полез куда-то за ухо и достал целое яйцо. Толпа взревела громче. Геррит застыл, разинув рот. Как это у него получается? Волшебство! Тут сколько ни думай, все равно ничего не поймешь. Это то же самое, что краски, которые он нес с собой. С виду какие-то комочки и крупицы. Но Ян заставит их исчезнуть. И превратит в деревья. Или небо!