Дебора Моггак - Тюльпанная лихорадка

Геррит стоял, забыв обо всем на свете. В труппе был еще один парень в восточном наряде. Он глотал гвозди. Геррит просто не мог на это смотреть. Он зажмурился, а когда снова открыл глаза, парень уже выдыхал пламя изо рта.

На площадь вывели маленького ослика. Он был худющий, в нелепом колпаке. Тащивший его человек смахивал на старого цыгана – сморщенный, с пышными усами. Он был одет как учитель и нес школьную доску, которую поставил перед осликом. В воздухе щелкнул его хлыст; животное не шелохнулось.

Геррит прирос к месту. Какой-то калека подошел к нему, гремя своей жестянкой, но он не обратил на него внимания. Цыган снова щелкнул хлыстом.

– Пора на занятия, Доббин!

Публика засмеялась. Геррит был простым и добрым парнем. Он любил всех беззащитных тварей – маленьких котят, щенков. Особенно ему нравились ослики с их большими головами и мохнатыми длинными ушами. Наверное, потому, что иногда его тоже называли ослом: так ругался на него хозяин, когда злился.

Ослик отказывался опускаться на колени. Он стоял на своих тонких копытцах, опустив серую голову. Вид у него был грустный, уши беспомощно торчали сквозь колпак. Они двигались взад и вперед, независимо друг от друга.

– Пора идти в класс, Доббин!

Мужчина щелкнул хлыстом. Ослик поднял тяжелую голову и издал безнадежный рев. Наконец мужчина потерял терпение. Он раздраженно хлестнул ослика по спине. В толпе послышались смешки. Тогда цыган взялся за дело всерьез – злые и жесткие удары посыпались один за другим.

Глаза Геррита наполнились слезами. Бедная, безответная скотинка! Публика громко смеялась. Как они могут? Ослик не двигался с места, вздрагивая под обжигавшей его плетью. Что-то глухо стукнуло. Геррит бросил свои свертки на землю и двинулся вперед.

– Так не п-п-пойдет! – промычал он.

Цыган обернулся. В следующий момент Геррит вырвал у него из рук хлыст. Словно погонщик, он широко взмахнул плетью. Она просвистела у него над головой. Толпа ахнула. Вжик! – и хлыст с размаху опустился на цыгана. Вжик, вжик! Геррит продолжал хлестать его. Крепкая плеть пела и жужжала в воздухе. Цыган съежился и отступал, пытаясь защитить лицо. Геррит погнал его через площадь. Зрители аплодировали, освобождая им проход. Цыган начал метаться среди лотков, опрокидывая ящики с яблоками. Но удары Геррита настигали его повсюду. Вскоре он нырнул в ближайший переулок и бросился наутек.

Геррит вдруг стал героем. Люди одобрительно хлопали его по спине. Его потащили в ближайшую таверну. Кругом гудели голоса. «Славно ты его отделал!» У Геррита дрожали ноги. Он сам не понимал, как все произошло. Ему никогда не нравилось драться. За всю жизнь он ни разу и мухи не обидел. Кто-то усадил его за стол.

– Он получил по заслугам, – раздался мужской голос. – Жалкий трус!

– Я просто подумал, что это неправильно, – скромно заметил Геррит. – Бедный ослик… бедная скотинка. Я тоже старый глупый осел, но разве можно меня бить?

Раздался взрыв смеха. Геррит покраснел, довольный своим остроумием. Перед ним появилась кружка пива.

– За счет заведения. – Ему улыбалась краснощекая толстушка.

– Ну, если только одну, – отозвался он. – А то у меня еще дела.

У него еще дрожали руки, он с трудом поднес кружку ко рту.

– Я услышала шум, – продолжила женщина, – и видела, чтó ты сделал. У меня было двое мужей, и знаешь, что я тебе скажу? Ты стоишь сразу двоих.

Геррит ошеломленно смотрел на ее бюст. Сразу двоих… Он никогда не видел таких больших грудей. Они казались какими-то самостоятельными существами, которые двигались сами по себе, поудобнее устраиваясь у нее под блузкой. Геррит залпом осушил кружку.

Подходили новые люди. Женщина рассказывала им о подвигах Геррита.

– Я тоже старый глупый осел, но разве можно меня бить? – говорил он.

И каждый раз ему отвечали громким смехом. Геррит был очень доволен собой. Какой-то мальчик положил на стол три свертка.

– Вот, вы уронили, – сказал он.

Геррит уставился на свертки. Проклятие! Он совсем о них забыл. Из-за всей этой суматохи поручение вылетело у него из головы. Просто чудо, что они не потерялись. И правда – вот осел! Он вскочил с места.

– Мне пора.

Но кто-то опять усадил его за стол. Перед ним появилась новая кружка пива.

В дверь постучали. Слава богу! Геррит вернулся. Ян бросился открывать. На пороге стоял хозяин дома.

– Вот, решил заглянуть, – пояснил он, пронырливый коротышка, живший по соседству.

– И вы тоже? – вздохнул художник. – Боитесь, что уйду, не попрощавшись?

– Просто зашел проведать. Осторожность не помешает. Тем более что вы задолжали мне за два месяца. Да и раньше у вас возникали проблемы с оплатой.

Доктор Сорг поерзал на стуле и покосился на Яна. Похоже, его худшие подозрения начинали оправдываться.

– Деньги будут вечером, – произнес Ян. – Я заплачу и вам, и этим господам. Всем сполна.

– Лучше я подожду здесь. – Домовладелец посмотрел на доктора и парня. – Вы ведь тоже ждете? Можно к вам присоединиться? – И сел на стул.

– Геррит вот-вот придет, – заверил Ян. И зачем-то добавил: – Он принесет пирожные.

Где, черт возьми, носит этого болвана? Он повернулся к доктору:

– Который час?

Тот достал свои карманные часы:

– Без десяти три.

У Геррита кружилась голова. Циркачи на площади куда-то исчезли. Еще одно волшебство: бах, и их уже нет. Зато здесь, в прокуренной таверне, о них рождались легенды. История передавалась из уст в уста, обрастая все новыми подробностями. Ослик постепенно съеживался и уменьшался в росте: «такой крошка, совсем малыш». Цыган превратился в злобное чудовище и к тому же, как все почему-то решили, был испанцем. Геррит раздувался от гордости. Он защищал не ослика, а свою страну – маленькую, но гордую. Испанец пытался унизить ее. «Вниз! – кричал он. – На колени!» Но тут появился Геррит Храбрый, герой таверны, любимец города, надежда всех, кто сражался с проклятыми папистами и оккупантами.

Нелегкое дело – быть героем. Геррит пожаловался, что голоден, и перед ним тут же появился огромный бюст. Госпожа Как-Ее-Там – она себя назвала, но он не запомнил, – поставила на стол тарелку с дымящейся селедкой, хлебом и сыром. Геррит чувствовал глубокое удовлетворение. Все вокруг галдели и кричали, и он тоже. Он рассказал им о своей жизни, и они выпили за это. Сообщил, какое у него было трудное детство, как ему приходилось крутить тяжелые колеса на канатной фабрике, и все слушали его, проливая слезы. Геррит поведал, как однажды провалился под лед, и его наградили громким смехом. Он рассказал, как работал у Яна ван Лоу. «Пять лет я ему служил, а завтра стану свободным человеком». Все дружно подняли бокалы и выпили за его здоровье. Он был дирижером, а они – оркестром. Даже его заикание исчезло: слова сами слетали с языка.