Борис Давыдов - Московит-2

– Я вижу, что пан великий коронный хорунжий, подобно многим нашим людям, тоже решил, что может разогнать взбунтовавшееся быдло одними лишь канчуками! – нахмурился Остророг. – А между тем недооценка противника, каким бы он ни был, очень опасна! На бога, вспомните, чем закончилась битва при Каннах!

– Пан говорит так торжественно, словно сам в ней участвовал! – ехидно скривился Заславский. – Вот только на чьей стороне?

– Если это шутка, то чрезвычайно неудачная! – побагровевший Остророг начал нервно пощипывать кончик уса, что было признаком сильнейшего раздражения. – Ну а если пан великий коронный конюший в самом деле не знает, когда и меж кем произошла сия битва… Тут мне останется только развести руками и воскликнуть: satur venter non studet libenter! [34] «Сытое брюхо к учению глухо» (лат.). Увы, святая правда!

Конецпольский, не сдержавшись, прыснул в ладони.

Теперь уже начал багроветь Заславский.

– Сатур вентер… это же «набитая утроба», так?!

– Точнее, брюхо, – с ядовитой вежливостью ответил Остророг. – Также вместо определения «набитое» можно использовать «сытое», «объевшееся», «обожравшееся», если совсем уж по-простонародному, проше пана…

– Что пан подчаший себе позволяет?! – взревел Заславский, ударив кулаком по столу. Жалобно задребезжала посуда. – Я не только великий коронный конюший, но и староста луцкий, воевода сандомирский! Богатство и слава рода нашего… – от злости у князя перехватило дыхание.

– На бога, не надо так волноваться! – с притворным беспокойством вплеснул руками Остророг. – При дородности его мосьци это может закончиться апоплексическим ударом, упаси Матка Бозка и нас, и всю Речь Посполитую от такого несчастья!

– Оставьте мою дородность в покое!!!

– Панове, панове… – торопливо забормотал Конецпольский. – Держите себя в руках! На нас уже не только шляхтичи, но и слуги с жолнерами оборачиваются… Ох, надо было устроить совет в шатре!

– Я именно это и предлагал, но шатер показался пану великому конюшему коронному, а также старосте луцкому и воеводе сандомирскому слишком душным! – Голос Остророга можно было мазать на ломти хлеба вместо меда. – А может, и слишком тесным, кто знает… – Коронный подчаший с улыбкой скользнул глазами по необъятной фигуре Заславского.

– Сатисфакции!!! – завопил Владислав-Доминик, пытаясь выбраться из кресла и инстинктивно нашаривая рукой эфес отсутствующей сабли.

Гроза собирается долго. Сначала воздух становится душным, неестественно плотным – кажется, что можно его потрогать. Потом постепенно темнеет небо, затягиваясь мутно-серой пеленой. Вслед за этим наползает зловещая чернота, издалека доносятся приглушенные раскаты… А вот потом уже небо вспарывает первая ослепительная молния и начинается ливень.

Что Анжела не в духе, я почувствовал задолго до объяснения, больше напоминающего бурную супружескую сцену. Но, признаюсь честно и откровенно, не придал этому особого значения. Скучно женщине. Жара допекает. Развлечений – ноль. С Агнешкой наверняка уже все секреты обсудили много раз… Понятно, даже жалко, но что я могу поделать? Раз уж перенеслись почти на четыре сотни лет назад, нужно смириться. Тем более дел у мужа по горло… В конце концов, домашней работой не перегружена, есть служанки! Будь довольна тем, что есть, радуйся жизни.

Моя благоверная радоваться вовсе не собиралась. В тот вечер я почувствовал это сразу. Женщины, знаете ли, умеют говорить… даже когда молчат. А молчание Анжелы было таким красноречивым!

– Что случилось? – задал я естественный вопрос.

– Ничего! – отозвалась женушка. Вложив в это единственное короткое слово целую гамму чувств. Как умеют делать только женщины.

Правдоподобия в ее ответе было не больше, чем в словах уставшего до полусмерти «салаги», будто служба ему очень нравится, именно об этом он мечтал на гражданке днем и ночью.

– Не обманывай! Я же вижу… – начал было я. И тут грянул первый раскат грома.

– Неужели?! – ядовито-медовый голосок любимой блондинки перебил меня на полуслове. – Вот я точно кое-что вижу! Представь себе, не слепая!

– И что именно?! – Я начал заводиться, поскольку, как девяносто девять процентов мужчин, терпеть не могу все эти бабские выкрутасы. Чем-то недовольна – объясни ясно и четко, что именно тебя не устраивает! Без дурацких сцен. Тем более день выдался тяжелым…

– Вот! Уже кричишь на меня! – Анжела всхлипнула. – Дура я! Ой, дура… Влюбилась по уши, поверила… А у тебя одна Гризельда на уме! Ненавижу ее, стерву!

На выражение моего лица в этот миг стоило посмотреть… наверное. В зеркало я взглянуть не догадался. Не до того было, знаете ли…

– Э-э-э… С тобой все в порядке?

– Еще издеваешься! – глаза моей половины метали молнии. – Может, скажешь, что не делал для нее карету?! О княгине, значит, заботишься, а о жене… – ее голос прервался.

Ну, и вот что делать в такой ситуации? Я машинально подметил, что с половины дома, занятой семейством Тадеуша, тоже доносятся едва различимые звуки супружеской сцены. Ох, бабы, бабы! Никакая эпоха вас не изменит!

– Любимая, да что тебе в голову взбрело? – торопливо забормотал я, борясь с искушением показать моей благоверной кое-что… в смысле, кто в доме хозяин. – Это же для князя! Ну, чтобы он был доволен!..

– И как, был? – уперев руки в бока, ехидно поинтересовалась Анжела.

– Очень!

– А она?! – топнув, вскричала женушка.

– Еще больше… Погоди, погоди! Да при чем тут она?!

– При том!!! – Анжела, распахнув дверь, побежала в спальню, упала на кровать, уткнулась лицом в подушку и зарыдала – горько, безутешно.

Я мысленно помянул и ее, и мать ее, и мать матери ее… Незлым тихим словом.

«Да что на нее нашло? Какая муха укусила? Может…» – я напряг память, стараясь вспомнить, когда у женушки в последний раз были те самые пресловутые «дни». Ни хрена не вспомнил и разозлился. В конце концов, не девочка-подросток, должна уже научиться гасить буйство гормонов!

Рыдания вскоре прекратились. Но не успел я этому обрадоваться, как вместо них начался тонкий пронзительный скулеж, перемежаемый всхлипами и жалобами на подлых мужиков, которые спят и видят, как бы досадить бедным беззащитным женщинам. Напрягая слух, я разобрал нечто подобное, доносившееся с половины Тадеуша.

«Ну, стервы! Да что же с вами делать?!»

Я решил, что из чистого принципа не подойду к ней. Один раз дашь слабину – привыкнет добиваться своего слезами и жалобами. Ничего, пусть поплачет, от этого еще никто не умирал. А со мной такие фокусы не пройдут. Должна сама понять, что вела себя глупо и эгоистично, и сделать вы– воды.

– Проше ясновельможного пана первого советника… – раздался вдруг тихий женский голос, и я от неожиданности чуть не вздрогнул. А потом едва не сорвал злость на служанке, ни в чем не повинной. Ну да, подошла бесшумно, но я-то обязан был услышать! Даже будучи поглощен невеселыми мыслями о прелестях супружества…