Бернард Корнуэлл - Властелин Севера. Песнь меча (сборник)

Священники молились и распевали, славя победу над язычниками, и никто не заметил темные силуэты, появившиеся из моросящего над морем дождя.

Я мог только вообразить последовавшие затем страх, бегство и резню. Датчане выпрыгнули на берег. Датчане с мечами, датчане с топорами, копьеносные датчане. Так много людей спаслось по единственной причине – потому что так много людей погибло. Датчане начали убивать – и обнаружили, что убить нужно слишком многих, так что они не смогли добраться до тех, кто побежал к кораблям.

Другие датские суда напали на флот саксов, но «Родбора» сдержал натиск.

– Я оставил людей на борту, – сказал Стеапа.

– Зачем?

– Не знаю, – уныло ответил он. – Просто у меня было дурное предчувствие.

– Мне знакомо это, – сказал я.

Когда сзади по шее бегут мурашки; ощущение, что опасность близка. Такое чувство никогда нельзя игнорировать. Мне доводилось видеть, как мои гончие внезапно просыпались, поднимали головы и тихо рычали или жалобно скулили, глядя на меня в бессловесном призыве. Тогда я знал, что происходит: надвигается гроза. В таких случаях гроза всегда приходит, но каким образом ее предвидят собаки, я не знаю. Но, должно быть, они испытывают такое же чувство – им не по себе от скрытой опасности.

– То был редкостный бой, – скучным голосом проговорил Стеапа.

Мы миновали последний изгиб, который делает Темез перед тем, как достичь Лундена. Показалась отстроенная городская стена – новые деревянные участки ясно виднелись на фоне старого римского камня.

С укреплений свисали знамена, большинство из них были украшены изображениями святых или крестов; яркие символы, бросающие вызов врагу, каждый день рассматривавшему город с востока.

«Врагу, – подумал я, – только что одержавшему победу, которая потрясет Альфреда».

Стеапа опустил подробности боя, и мне пришлось довольствоваться тем немногим, что я от него узнал. Вражеские суда, сказал он, почти все были вытащены на восточный берег; их доволокли дотуда, где горел громадный костер. «Родбора» и семь других судов саксов находились дальше к западу. Берег превратился в место вопящего хаоса, когда язычники с воем убивали. Саксы пытались добраться до кораблей, стоявших дальше к западу, и Стеапа построил «стену щитов», чтобы защитить эти суда, пока беглецы карабкались на борт.

– Этельред туда добрался, – угрюмо прокомментировал я.

– Он умеет быстро бегать, – сказал Стеапа.

– А Этельфлэд?

– Мы не смогли за ней вернуться, – ответил он.

– Конечно не смогли, – сказал я, зная, что он говорит правду.

Стеапа рассказал, что Этельфлэд была отрезана и окружена врагом. Она со своими служанками находилась рядом с огромным костром, в то время как Этельред со священниками брызгал святой водой на носы захваченных датских кораблей.

– Он хотел вернуться за ней, – признался Стеапа.

– Что же не вернулся? – спросил я.

– Но это невозможно было сделать. Поэтому мы стали грести прочь.

– И они не пытались вас остановить?

– Пытались.

– И?.. – поторопил я.

– Некоторые взобрались на борт, – сказал Стеапа и пожал плечами.

Я представил себе Стеапу с топором в руке, укладывающего врагов из абордажной команды.

– Мы сумели пройти мимо них, – проговорил Стеапа так, будто это было плевым делом.

Я подумал, что датчане должны были остановить все пытавшиеся спастись суда, но все-таки шесть кораблей ухитрились выйти в море.

– Но восемь судов остались там, – добавил Стеапа.

Итак, два сакских корабля все-таки взяли на абордаж, и я вздрогнул при мысли о работе топора и ударах мечей, о днищах, ставших скользкими от крови.

– Ты видел Зигфрида? – спросил я.

Стеапа кивнул:

– Он был в кресле. Был привязан к нему.

– Тебе известно, жива ли Этельфлэд?

– Она жива, – ответил Стеапа. – Когда мы уходили, я видел ее. Она была на том корабле, который раньше стоял на пристани Лундена… На корабле, которому ты позволил уйти.

– На «Покорителе волн», – сказал я.

– На корабле Зигфрида. И Зигфрид показал ее нам. Он заставил Этельфлэд встать на рулевой площадке.

– Одетой?

– Одетой? – переспросил Стеапа, нахмурясь, как будто я задал неуместный вопрос. Потом ответил: – Да, одетой.

– Если повезет, они не изнасилуют ее, – сказал я, надеясь, что говорю правду. – Она будет больше стоить нетронутой.

– Больше стоить?

– Приготовься к выплате выкупа, – сказал я.

Мы уже чуяли грязную вонь Лундена. «Морской орел» скользнул в док.

Гизела меня ждала и, когда я рассказал ей новости, тихо вскрикнула, будто от боли. Потом она ожидала, когда на берег сойдет Этельред, но он не обратил на нее внимания, как и на меня.

С бледным лицом он зашагал вверх по холму к своему дворцу. Его люди – те, что уцелели, – окружили его защитным кольцом.

А я нашел старые чернила, очинил перо и написал еще одно письмо Альфреду.

Нам запретили плыть вниз по Темезу.

Епископ Эркенвальд отдал мне этот приказ, и первым моим побуждением было огрызнуться. Я сказал, что корабли саксов – все до последнего в широком устье – должны безжалостно разорять датчан. Он позволил мне высказаться, не перебив ни единым словом, и, похоже, проигнорировал все сказанное мной. Епископ писал, копируя какую-то книгу, лежащую на высоком столе.

– Какой толк будет от такого насилия? – в конце концов едко спросил он.

– Это научит их бояться нас, – ответил я.

– Бояться нас, – эхом отозвался он, произнося каждое слово очень отчетливо и насмешливо.

Его перо царапало по пергаменту.

Эркенвальд призвал меня в свой дом, стоявший рядом с дворцом Этельреда, и дом епископа оказался на редкость неуютным. В большой главной комнате не было ничего, кроме пустого очага, скамьи и высокого стола, за которым он писал.

На скамье сидел молодой священник и молча тревожно наблюдал за мной и епископом. Я не сомневался – он здесь только для того, чтобы быть свидетелем. Если во время нашей встречи разгорится спор, у епископа будет тот, кто подтвердит его версию случившегося.

Но на этой встрече прозвучало мало слов, потому что Эркенвальд снова надолго перестал обращать на меня внимание, согнувшись над столом и впившись глазами в слова, которые так старательно царапал.

– Если я не ошибаюсь, – внезапно заговорил он, не отрывая взгляда от пергамента, – датчане только что уничтожили самый большой флот из всех, когда-либо собиравшихся в Уэссексе. Я сомневаюсь, что они испугаются, если ты взбаламутишь воду своими несколькими веслами.

– Итак, мы оставим воды спокойными? – сердито спросил я.

– Осмелюсь сказать, – начал он, потом помедлил, выводя очередную букву, – осмелюсь казать, что король желал бы, чтобы мы не совершили ничего такого, что усугубило бы, – еще одна пауза, пока выводится еще одна буква, – усугубило бы злосчастную ситуацию.