Элиф Шафак - Ученик архитектора

Бочонок опия был выдан Джахану без промедления. Откуда у главного белого евнуха вообще взялся опий, погонщик счел за благо не спрашивать. Годы, проведенные во дворце, научили его держать язык за зубами. Для того чтобы влить лекарство в рот Чоте, Джахану пришлось прибегнуть к помощи четверых работников: двое подняли верхнюю челюсть слона, а двое оттянули вниз нижнюю. Слон, измученный и усталый, не оказал особого сопротивления. Дабы усилить воздействие опия, Джахан с помощью воронки влил ему в рот кувшин подогретого красного вина.

Постепенно дыхание слона замедлилось, складки кожи разгладились, взгляд словно подернулся дымкой. Ноги его подогнулись, не в силах поддерживать громадную тушу, и он упал. Джахан с помощью других погонщиков связал ему ноги веревками и тросами – слон мог очнуться и, одурманенный снадобьем, напасть на них. Наконец все было готово, и Джахан приступил к удалению зуба.

Поначалу он действовал долотом, потом взялся за молоток. Дара, ухаживающий за жирафом, Като, укротитель крокодилов, и Олев, укротитель львов, по очереди колотили по зубу, пытаясь его расшатать. Прошла целая вечность, прежде чем Джахану удалось извлечь гнилой зуб с корнем. Ему казалось, что он, подобно герою волшебных сказок, вырвал ядовитый клык у гигантского змея.

– Отдай зуб мне, – распорядился главный белый евнух, присутствовавший при операции. Глаза его возбужденно блестели.

Только тут Джахан догадался, по какой причине Гвоздика Камиль-ага столь любезно пошел ему навстречу. Будучи хранителем собрания редкостей, которое прежде принадлежало султанше Хюррем, он хотел пополнить его такой диковиной, как слоновий зуб. Джахан невольно вздрогнул, представив прочие экспонаты, находящиеся в этом собрании.

Узнав, что Рустем-паша оставил этот мир, Джахан испытал множество чувств, среди которых, впрочем, не было ни печали, ни сожаления. Супруг Михримах, который прикасался к ней каждую ночь… Отец троих ее детей… Фаворит султана… Девширме, [27]стремительно вознесшийся вверх… Великий визирь, внушавший скорее страх, чем уважение. Человек, который бросил Джахана в тюрьму, а когда тот вышел на волю, протянул ему руку для поцелуя… Ныне его постигла участь всех живущих на этой земле. По слухам, Рустем-паша долгое время страдал водянкой; более ничего о причинах его смерти Джахан не знал. Он старался забыть об этом человеке, но ему никак не удавалось избавиться от ненависти, пустившей в душе глубокие корни.

Примерно через месяц после кончины супруга Михримах Султан вызвала к себе главного придворного строителя. Посланник, явившийся за Синаном, объявил, что он должен взять с собой своего ученика-индуса.

– Я хочу, – заявила Михримах Синану, – чтобы ты возвел прекрасную мечеть в память о моем горячо оплакиваемом супруге, да пребудет его душа на небесах.

На ней было темное одеяние, приличествующее вдове.

Джахан стоял в шаге от учителя, переплетя пальцы и рассматривая узор на ковре. Он решил, что непременно примет участие в строительстве этой мечети и, если удастся, оставит там тайный знак, заметный лишь посвященным. Знак, в котором найдет зримое воплощение его ненависть к Рустем-паше. Джахан сознавал, что подобные помыслы греховны, но не имел сил от них отказаться.

Михримах, не зная о том, что творится у него в душе, продолжала говорить. Архитектору следует забыть о бережливости, сказала она, ибо все расходы будут щедро оплачены. У мечети должен быть просторный внутренний двор, в котором разместятся многочисленные лавки. Для отделки надо использовать самую лучшую и дорогую плитку, привезенную из Изника, отдавая предпочтение ярким тонам – сапфирово-синему, изумрудно-зеленому, а также красному – цвету запекшейся крови.

– Все будет так, как вы желаете, о светлейшая госпожа, – поклонился Синан.

– Я хочу, чтобы мечеть поражала людские взоры своим величием, – сказала Михримах. – Она должна быть достойна благородного имени моего супруга.

Джахан подавил вздох. В груди его, подобно проснувшейся змее, подняло голову возмущение. Он уже жалел о том, что вместе с учителем оказался в этом богатом доме. Но тут вдова, словно догадавшись о его чувствах, повернулась к нему:

– Я давно не видела белого слона. Как он поживает?

– Чота скучает по вам, светлейшая госпожа, – быстро ответил Джахан.

Михримах вперила в него пристальный взгляд. Казалось, она выискивает на его лице следы, оставленные временем.

– Откуда ты знаешь, скучает слон или нет? – спросила она.

– Множество раз я замечал, что он неотрывно смотрит на тропу, по которой приходила к нам светлейшая госпожа.

Михримах вскинула руку, как будто касаясь разделявшего их воздуха.

– Что ж, тогда скажи ему, что у меня было слишком много забот. Но я никогда не забывала про белого слона по имени Чота и вскоре вновь приду повидать его.

– Он будет счастлив услышать это, светлейшая госпожа.

– Скажи Чоте, что я пришла бы раньше, если бы это зависело только от меня.

Взгляд Джахана скользнул в окно, в котором виднелся голубой квадрат неба. В лазурной шири парил воздушный змей, свободный и безмятежный.

– Я уверен, что он все поймет, светлейшая госпожа, – ответил Джахан. – Чота будет ждать вашего прихода сколь угодно долго. Слоны ничего не забывают.

– Вы оба можете идти, – с достоинством кивнула Михримах. – Да пребудет с вами милость Аллаха. – Когда учитель и ученик двинулись к двери, она чуть слышно произнесла: – Ты говоришь, слоны ничего не забывают. А как насчет погонщиков? Они тоже следуют их примеру?

Кровь отхлынула от лица Джахана. По лицу учителя он видел, насколько тот удивлен столь неожиданным поворотом разговора. Но молодой человек больше не хотел притворяться. Не желал таить своих чувств.

– Да, светлейшая госпожа, – твердо сказал он. – Погонщики слонов обладают столь же долгой памятью. Они тоже ничего не забывают. Ничего и никого.

Стамбул, столица империи, город, многократно разрушаемый землетрясениями и опустошаемый пожарами, буквально трещал по швам. Подобно жимолости, притягивающей насекомых, этот город притягивал людей разных званий и сословий – все они надеялись, что сумеют осуществить здесь свои заветные мечты и желания. Людей, собравшихся под небом Стамбула, было больше, чем звезд, сияющих на этом небе. Мусульмане, христиане, иудеи, рьяные сторонники всевозможных вероучений и убежденные еретики – все они разговаривали каждый со своим Богом, умоляя ниспослать им удачу и преуспеяние. Ветер подхватывал их молитвы и уносил к морю, где они смешивались с криками чаек.

«И как только Всемогущему удается разобрать хоть слово в подобном гаме?» – нередко задавался вопросом Джахан.