Элиф Шафак - Ученик архитектора

– Как поживает слон? – спросил султан, так и не удосужившийся запомнить имя погонщика.

– Прекрасно, мой милостивый повелитель. Светлейший султан желает покататься на слоне?

– В другой раз, погонщик, – бросил Селим.

Но другой раз так и не наступил. Несколько дней спустя султан, поскользнувшись в хаммаме, упал и ударился головой. Поговаривали, будто он был так пьян, что едва держался на ногах. Правда, согласно другой версии, Селим был совершенно трезв, но столь рассеян, что не видел, куда ступает. Так или иначе, слишком слабый сын слишком властного отца, правитель слишком большой империи, человек со слишком чувствительной душой, любитель сладостных созвучий, мечтатель и поэт, султан Селим II, носивший прозвища Белокурый Селим, Селим Пьяница и Несчастный Селим, покинул этот мир в возрасте пятидесяти лет. Личный лекарь Нурбану обложил тело умершего льдом, дабы сокрыть от подданных кончину султана до тех пор, пока его любимый сын, шехзаде Мурад, не прибудет из Анатолии.

Вскоре султан Мурад взошел на престол. Прежде чем похоронить отца, он приказал казнить всех своих братьев. Подобно прочим оттоманским правителям, Мурад III питал пристрастие к грандиозным сооружениям, однако, в отличие от своего деда Сулеймана, не умел ценить величия, а в отличие от своего отца Селима, не понимал красоту. Ни forza, ни bellezza не являлись для него ценными качествами, он придавал значение лишь utilita. Польза, по его мнению, должна была главенствовать над всем. Подобные убеждения властелина империи не могли не сказаться на жизни архитектора Синана и его учеников.

Как-то ночью все обитатели зверинца были разбужены ужасным шумом. Невероятная какофония звуков – ржание, лай, рычание, вой – наполнила воздух. Джахан сбросил одеяло и поспешно вскочил. Остальные работники были уже на ногах. Тарас Сибиряк, сохранявший спокойствие в любой ситуации, успел выйти в сад, пока остальные одевались и обувались. Джахан вышел вслед за ним. В саду царила темнота, едва разгоняемая слабым светом луны, и двигаться приходилось почти на ощупь. Выйдя на открытое пространство, Джахан поднял голову к небу и увидел зарево, полыхавшее всеми оттенками багряного. Ему хватило мгновения, чтобы обо всем догадаться.

– Пожар! – закричал кто-то, подтверждая его догадку.

Во дворце поднялась суета. Сады, павильоны и коридоры, обычно погруженные в тишину столь глубокую, что можно было расслышать, как с головы падает волос, теперь сотрясались от топота и криков. Кодекс молчания, восходящий к временам султана Сулеймана, расплавился в дыму и огне.

Пожар вспыхнул по другую сторону стены, в восточном конце второго внутреннего двора. Джахан знал, что там находится дворцовая кухня. Буфетная, кладовая и зал, где готовилась пища, были охвачены огнем. Совсем недавно архитектор Синан и его ученики отремонтировали все эти помещения. Теперь их пожирало пламя. Пожар медленно, но неумолимо двигался на запад, угрожая перекинуться на птичник. Хорошо бы кто-нибудь из слуг успел выпустить птиц на волю, подумал Джахан, и тут же вспомнил, что у большинства пернатых подрезаны крылья. Мысль о сотнях птиц, которые беспомощно хлопают крыльями, не в силах взлететь, пронзила его ужасом.

Первый внутренний двор огонь пока не тронул, но пламя могло охватить его каждую секунду. Ветер был очень силен, хотя и переменчив, его порывы приносили серые хлопья пепла, похожие на мертвых бабочек. Глаза у людей щипало от дыма, дым наполнял легкие, вызывая кашель. Обезьяны, охваченные ужасом, причины которого они были не в силах постичь, визжали и скалили зубы, вцепившись в железные прутья клетки. Работники зверинца понимали: необходимо как можно быстрее перевезти животных в безопасное место.

Сделать это было отнюдь не просто. В минуты опасности четвероногие делаются неуправляемыми. Зверинец стал для них родным домом, и невозможно было предсказать, как они поведут себя, когда их станут выгонять из клеток и грузить на повозки. К тому же повозок было мало, и поэтому дело продвигалось крайне медленно. Растерянные и испуганные, работники зверинца без конца спорили и препирались между собой. Конюхи-черкесы заявили, что пальцем не пошевелят, пока не получат распоряжений от главного белого евнуха. Но когда очередной порыв ветра обдал их жаром и осыпал пеплом, стало ясно, что медлить более нельзя.

Первым делом на повозки погрузили обезьян, но вовсе не потому, что те обладали наибольшей ценностью. Просто никто уже не мог выносить их душераздирающих воплей. Джахан вывел из сарая Чоту. Слон, мудрый и уравновешенный, не поддался всеобщей панике. Напротив, он старался быть полезным. Чоту запрягли в повозку, где мартышки и гориллы прыгали и визжали, подобно ораве пьяниц.

Тем животным, которые могли идти сами: лошадям, верблюдам, зебрам, жирафам, газелям и оленям – была предоставлена такая возможность. Их связали друг с другом, устроив подобие диковинного каравана. Работники зверинца – кто верхом, кто пешком – сопровождали своих питомцев. Несмотря на все их усилия успокоить животных, зебры, едва оказавшись за дворцовыми стенами, как безумные устремились в сторону холмов, увлекая за собой весь караван. Погонщики орали, не жалея глоток. Обливаясь по́том и изрыгая проклятия, они все же сумели схватить беглянок под уздцы, прежде чем весь караван превратился в бесформенную кучу.

С помощью палок и кнутов, угроз и лакомств работники затолкали на повозки всех остальных животных. Сначала они погрузили змей, хамелеонов, страусов, черепах, павлинов, хорьков, енотов и до смерти перепуганных лам. Потом настал черед лисиц, гиен, пантер и леопардов. Выехав из дворцовых ворот, повозки направились вниз, к гавани – никто не знал, как далеко распространится пожар, и местность у моря представлялась всем наиболее безопасной.

Слон и погонщик совершили несколько поездок, доставляя животным воду и корм. Когда у Чоты появилась возможность отдохнуть, Джахан водрузил перед ним корзину со свежими листьями и, оставив его на попечение китайцев-близнецов, вернулся в зверинец. Другим работникам он сказал, что хочет удостовериться, что тот пуст. Но это было правдой лишь отчасти.

Узнав о том, что капитан Гарет покинул пределы империи, Джахан прекратил промышлять воровством. Но, как всякий бывалый вор, он не мог преодолеть власть привычки. К тому же Джахан знал, что во время пожара завладеть чужими сокровищами легко, как никогда. Впрочем, желание поживиться не было единственной причиной, по которой он вернулся в охваченный пожаром дворец. Ему не давала покоя мысль о Михримах. После смерти своего брата Селима она редко посещала дворец. Но Джахан знал: этой ночью его любимая находилась в гареме. Быть может, сейчас бедняжка умирает от страха, наблюдая, как огонь подбирается к ее покоям, думал Джахан, а ее старая больная нянька задыхается в дыму. Нет, он должен удостовериться, что обе женщины в безопасности, а если это не так, то прийти к ним на помощь.