Саймон Скэрроу - Месть

– Великие боги, спасите меня… Боги, спасите меня…

Покосившись на Лупа, Марк увидел, что глаза его друга расширились от ужаса и он дергается в кожаных путах, удерживающих его возле деревянного столба. Его усилия были тщетными, но мускулы продолжали напрягаться. Луп боролся, стиснув зубы. Быстро глянув в другую сторону, Марк обнаружил, что Фест стоит совершенно неподвижно, а его лицо превратилось в маску холодного вызова. Но его щека предательски дергалась, выдавая страх, с которым изо всех сил боролся телохранитель, полный решимости умереть как можно более достойно… насколько это позволят обстоятельства. Однако Марк просто не видел возможности сохранить достоинство при такой смерти – быть разорванным на части стаей диких голодных псов. В такой смерти был только позор, тем более ужасный, что все это должно было повеселить толпу. Да, стоило все-таки принять милосердное предложение Феста… но теперь уже поздно было думать об этом.

Марк повернулся лицом к псам, которые были уже шагах в тридцати, не дальше. Беспокойство зверей, очутившихся в окружении толпы, улеглось, и они теперь шли на запах крови и внутренностей, приближаясь к Марку и его друзьям. Опустив голову и оскалив клыки, псы разошлись в стороны полукругом и то и дело останавливались, чтобы принюхаться. Один из псов был крупнее остальных, с большой головой и шрамом над глазом, – шрам был широким, шерсть на нем не росла. Зверь, похоже, был вожаком стаи, потому что шел впереди и ни одна из собак не осмеливалась обогнать его.

Марк вполне понимал, почему это так. Зверь выглядел злобным, и он обладал сложением охотничьего пса – крупный, поджарый, мускулистый. Половину его уха, похоже, кто-то давно уже откусил; на шее зверя красовался широкий кожаный ошейник с короткими железными шипами. Марк предположил, что этого пса, видимо, использовали в звериных боях, пока не выбрали для игр наместника Сервилия. Другой пес, темный, потолще, проскочил мимо него, сосредоточив взгляд на Марке, и стал подкрадываться. Крупный пес зарычал, и обогнавший его зверь вздрогнул и припал на живот, прижав острые уши; он тоже зарычал, но не осмелился противоречить воле вожака. Остальные собаки продвинулись вперед по обе стороны, выстроившись в линию.

Охотничий пес снова фыркнул, потом медленно повернул голову к Марку и сосредоточил на нем немигающий взгляд темных коричневых глаз. Марк почувствовал, как ледяной ужас сковал все его тело, и прикусил губы, сдерживая панический крик. Ему не хотелось умирать, крича от боли, когда клыки зверей вонзятся в его плоть. Но одна только мысль об этом, одно только ожидание момента, когда его начнут пожирать, парализовало его ум. Силы внезапно покинули Марка, и он упал бы, если бы не был так крепко привязан к столбу.

Луп продолжал взывать к богам, моля о милосердии, его голос с каждой секундой звучал все громче и пронзительнее. Фест бешено уставился на собак и негромко заговорил, обращаясь к ним:

– Ну же, твари! Давайте покончим с этим!

Охотничий пес с негромким ворчанием приблизился к Марку, осторожно шагая по песку. Он продолжал внимательно принюхиваться, немного склонив голову сначала в одну сторону, потом в другую. Марк крепко зажмурил глаза, не желая видеть страшного зверя, но даже сквозь рев толпы он все равно слышал дыхание собаки. Он молился всем богам, чтобы зверь сразу вонзил зубы в его горло и чтобы он быстро истек кровью и умер, избавившись от ужаса поедания заживо. Каждая мышца его тела была напряжена, каждый дюйм кожи дрожал от чудовищного ожидания.

– Нет… – донесся до него шепот Лупа.

– Не показывай страха, – сказал Фест. – Пусть они увидят, как умирают римляне.

Марк почувствовал, как мягкая шерсть прижалась к его бедру, и дернулся в путах, больше не в силах сдерживать панический крик. А потом вдруг ощутил прикосновение теплого шершавого языка собаки… и услышал тихое жалобное поскуливание. Этого он уже не мог вынести, открыл глаза и уставился вниз, на израненную голову пса. Марк чуть не закричал псу, чтобы тот прекратил. Но он не увидел в глазах зверя кровавой жажды, вообще ничего угрожающего – только восторженное сияние. Пес снова лизнул его и потерся головой о ногу Марка, и мальчик, потрясенный и не верящий собственным глазам, уставился на пса и прошептал:

– Цербер…

При звуке своего имени охотничий зверь завилял длинным хвостом, приподнялся на задние лапы, поставив передние на плечи Марка, и принялся облизывать его лицо, радостно скуля.

– Цербер… – Марк улыбнулся, вспомнив все те дни, которые он провел, охотясь вот с этим самым псом. – Ну хватит, малыш, хватит. Сядь.

Но пес был слишком переполнен радостью, чтобы выполнить команду. Облизав как следует лицо Марка, он принялся слизывать с его тела кровь, и это было так щекотно, что Марк, не удержавшись, рассмеялся вслух. Его охватила теплая волна облегчения. Его тело все еще дрожало, но на этот раз от другого потрясения. Трибуны вокруг приговоренных затихли, толпа недоверчиво наблюдала за происходящим. Марк же просто забыл о зрителях, его сердце пело от радости при виде любимца и страдало от горя, видя, во что люди превратили прекрасное животное. Мальчик считал, что Цербер погиб, что его убили те же люди, которые убили Тита и похитили Марка и его мать. Но пес выжил и попал к другому хозяину, к человеку, который при виде размеров и силы Цербера решил, что тот вполне подходит для собачьих боев. Марку оставалось лишь догадываться, насколько жестоко могли обращаться с его псом.

Но его мысли были прерваны Фестом:

– Марк, собака тебя знает. Как такое может быть?

– Это мой пес. – Марк проглотил слезы. – Мой пес, мой друг. С детства.

– Ну, могу лишь молиться о том, чтобы его преданность тебе оказалась сильнее его преданности стае.

Марк посмотрел поверх лохматой головы Цербера и увидел, что другие собаки осторожно продвигаются вперед, явно намереваясь выполнить возложенную на них задачу. Черный пес с острыми ушами был уже в нескольких шагах, и Марк увидел хищный блеск в его глазах. Пес изготовился к прыжку…

– Нет! – крикнул Марк, но опоздал.

Черный пес напружинил тело и прыгнул, метя в горло Марку. Цербер обернулся, почуяв опасность, и метнулся наперерез черному. Собаки с глухим стуком ударились друг о друга и покатились по песку, превратившись в ком шерсти, когтей и зубов вперемешку с песком. Цербер вскочил на ноги, опустил голову, оскалился, и из его горла вырвался низкий грозный рык, а шерсть на холке встала дыбом. Черный пес припал к земле футах в шести от него и тоже оскалился и зарычал, а потом гавкнул. Марк наблюдал за их схваткой, наполняясь надеждой, что Цербер может его спасти, и опасаясь, что его любимца могут ранить.