Саймон Скэрроу - Кровавые вороны Рима

– Ты ошибаешься, – вмешался Макрон. – Осторий собирается дать им последний шанс покориться власти Рима, и если это не удастся, нанесет решительный удар всеми силами, что имеются в его распоряжении. – Язык старшего центуриона стал заметно заплетаться.

– В самом деле? – хмыкнул Туллий. – Думаете, это первая попытка губернатора поставить ублюдков на колени? С чего вы решили, что у Остория больше шансов, чем у его предшественника Аулуса Плавтия?

– Потому что на сей раз на его стороне сражаться будем мы с Катоном! – ударил себя в грудь Макрон. – Вот так-то!

Катон, скрестив пальцы, только покачал головой.

А Макрон, сев на любимого конька, уже не мог остановиться.

– Зададим Каратаку трепку, вот посмотришь! Расквасим нос и выпорем этого варвара, как дворовую псину! Все закончится к сатурналиям [3] Сатурналии – празднества в честь бога Сатурна, проводившиеся во второй половине декабря. .

– Может, желаешь заключить пари? – лукаво ухмыльнулся Туллий.

– Непременно! – с жаром воскликнул Макрон.

– Не смей, Макрон! – рыкнула на сына Порция.

Ответить тот не успел, так как в этот момент дверь распахнулась, впуская в помещение поток холодного воздуха. На пороге появился штабной писарь. Осмотревшись вокруг, он остановил взгляд на столе, за которым сидел Катон и его собеседники.

– А ну, закрой поддувало! – гаркнул через плечо Макрон.

– Прошу прощения, господин. – Писарь закрыл дверь на щеколду и, подойдя к столу, вытянулся по стойке смирно.

– Простите, префект, однако губернатор шлет наилучшие пожелания и просит вас обоих сопровождать его завтра утром в Дурокорновий.

– Мы будем на месте в указанное время, – кивнул Катон. – А теперь можете идти.

Писарь с поклоном удалился, а Катон встал из-за стола.

– Пора, Макрон. Нужно найти Децимуса, собраться в дорогу и лечь пораньше спать.

– Да брось ты! Так приятно выпить в компании Туллия. Вот навеселюсь вволю и приду.

Катон хотел было приказать другу следовать за собой, но передумал. Он достаточно хорошо изучил натуру Макрона и понимал, что подобное обращение только испортит старшему центуриону настроение. Лучше оставить его в покое. Пусть хорошенько напьется, а потом вернется в казарму, вполне довольный жизнью и счастливый. Кроме того, по причине неизбежного утреннего похмелья друг не будет досаждать ему по дороге в Дурокорновий и даст возможность побыть наедине со своими мыслями.

На рассвете Порция пришла проводить их в путь. Катон снабдил Децимуса достаточным количеством серебра для покупки трех мулов, на двух предполагалось нагрузить багаж, а третий предназначался для слуги. Катону и Макрону губернатор предоставил двух лошадей. Душераздирающей сцены у городских ворот не состоялось по причине отсутствия таковых в Лондинии. Их еще не успели соорудить, и Лондиний заканчивался рядами лачуг по обе стороны дороги, ведущей на запад. Макрон опасался оставлять мать среди диковатых на вид обитателей этого района и, остановив лошадь, дождался, когда небольшая колонна воинов пройдет мимо. Затем старший центурион торопливо чмокнул Порцию в лоб. Со вчерашнего перепоя разламывалась голова и сильно мутило, в результате чего над Макроном нависла нешуточная угроза опозориться перед товарищами, если вдруг накатит приступ рвоты.

– Давай простимся здесь, – предложил Макрон. – Не нравятся мне эти мерзкие рожи. – Он кивнул в сторону местных жителей, которые, встав с первыми лучами солнца, наблюдали за продвижением римлян по изрытой колеями дороге.

– Не волнуйся за меня. – Порция приподняла полу плаща, открывая взору висевшую на поясе туники наполненную свинцом дубинку. – Память о днях, проведенных в Ариминуме.

– Ну, ты уж не сильно зверствуй, не перебей всех местных, – пошутил Макрон, пытаясь сгладить грусть расставания. – Оставь и мне парочку, в конце концов, это моя работа.

Улыбнувшись одними уголками губ, Порция взяла сына за подбородок и посмотрела в глаза.

– Береги себя и этого мальчишку Катона. Не делай глупостей. Я же тебя знаю как свои пять пальцев. И мне известно, на какие безумства ты способен. Прошу лишь об одном: не рискуй понапрасну. Договорились?

Макрон покорно кивнул.

– Возможно, когда-нибудь и у тебя родится сын, – вздохнула Порция. – Вот тогда ты меня поймешь. А сейчас иди, пока я не расплакалась.

– Скорее небеса рухнут нам на головы, – произнес нараспев Макрон. – Тебя ведь ничем не пронять!

– Уходи!

Не сказав больше ни слова, Порция уронила руку и, отвернувшись от сына, решительным шагом направилась по дороге в центр Лондиния. Макрон смотрел матери вслед, но она так и не оглянулась.

– Несокрушимая словно скала, ничем не пронять, – пробормотал Макрон и, натянув поводья, пустился догонять губернаторский эскорт. Местные жители, утратив интерес к происходящему, разбрелись по убогим хижинам. Вот уже остались позади последние лачуги, и губернатор отдал приказ сесть на лошадей.

Катона обучали верховой езде в бытность рекрутом, да и в последующие годы ему приходилось воспользоваться этим мастерством, однако он чувствовал себя в седле не совсем уютно. К тому же лошадь попалась нервная и дергалась по каждому пустяку. Осторий ехал впереди отряда и время от времени бросал через плечо взгляд в сторону Катона, и префект прекрасно понимал его намерения. Губернатор испытывал нового командира кавалерии, проверяя, как тот справляется с норовистой лошадью. Катон, в свою очередь, сосредоточил все внимание на непокорном животном, стараясь предугадать его реакцию на происходящее вокруг и держать его поведение под контролем. Не приведи боги, начнет взбрыкивать или вставать на задние ноги, намереваясь сбросить всадника. Тогда позора не оберешься.

Дорога оказалась не из легких и большей частью представляла собой размытую грязную тропу. На участках, где она переходила в сплошное месиво, дорожные инженеры соорудили бревенчатую гать, засыпав промежутки между бревнами землей, чтобы обеспечить беспрепятственный проход колонн на марше, а также проезд всадников и колесного транспорта. Дождя пока не было, но все небо затянуло тяжелыми облаками, а в ложбинах стоял густой белый туман. Солнце так и не появилось, а потому картина вряд ли изменится до конца дня. Катон мысленно представил, какое впечатление произвел остров на римлян, высадившихся здесь первыми. Прохладный сельский воздух стал настоящей отрадой после зловонного Лондиния. Стоял конец апреля, и на голых ветвях деревьев и кустарников уже набухли почки, а кое-где пестрели яркими пятнами первые цветы. Вскоре город остался далеко позади, и лишь едва заметная коричневая линия на волнистом горизонте напоминала о его присутствии.