Алекс Брандт - Пламя Магдебурга

Прежде чем солдат успел сделать что-либо еще, к нему подскочил Петер и пинком повалил на землю.

– М-мудак, – пьяно пробормотал Себастьян, вытаращив красные глазки. – Чтоб у тебя…

Вместо ответа Петер обрушил на его лицо ружейный приклад. Удар. Еще удар. Еще. Еще. Петер бил прикладом сверху вниз, орудуя аркебузой, точно ломом. Лицо его раскраснелось, воздух с шумом выходил из ноздрей. Все как зачарованные смотрели за его руками: вверх – вниз, вверх – вниз.

Маркус случайно встретился взглядом с Клерхен. Она стояла, глядя, как Петер размалывает голову Себастьяна, и не могла произнести ни слова. Рот ее был приоткрыт, а в глазах пылал, выплескивался наружу страх.

Наконец Петер отступил на шаг назад, отшвырнув ружье в сторону.

– Вот так, – тяжело дыша, сказал он. – Так.

Все его лицо было покрыто потом, рубашка на спине взмокла. Он выглядел очень усталым – словно перетаскивал камни или пробежал без передышки несколько миль. Колени и кисти рук у него были забрызганы темной кровью.

Чеснок укоризненно посмотрел на него.

– Эх, дурень, что ж ты наделал, – сказал он, подбирая брошенную аркебузу с земли.

– Что? – непонимающе спросил Петер.

– «Что», «что», – передразнил Чеснок. – Смотри, трещина на прикладе. Ты ж не зерно пришел сюда молотить.

Петер нахмурился, стряхнул c пальцев теплые капли, а потом повернулся к Маркусу:

– Как ты?

Эрлих ничего не ответил. Он смотрел на лежащее у его ног тело.

Голова Себастьяна походила теперь на раздавленную тыкву. Темное, уродливое месиво. В лужице крови плавал нательный крест на тонкой веревке.

– Мог и убить тебя, – попытался улыбнуться Петер.

– Уберите его отсюда, – резко произнес Маркус. – И займитесь делом.

Рана была неглубокой – клинок лишь разворотил мышцу в бедре, не задев ни кости, ни сухожилий. Но ходить с такой раной Эрлиху было еще тяжело. И хотя он вполне уверенно держался на ногах, нечего было и думать о том, чтобы вернуться к дороге, пешком прошагать весь путь через лес.

Петер Штальбе вызвался идти без него, и он, после недолгих размышлений, ответил согласием. Разрешил Петеру взять с собой еще четверых парней, предупредил: быть осторожными, не рисковать. Не нападать на большие отряды, вести себя тихо, а уж если дойдет до дела, сжечь в яме трупы, чтобы не оставить следов.

Вместе с Петером отправились Каспар, Якоб, Отто Райнер и Клаус Майнау. Не новички, к виду крови приучены. Якоб так прямо весь горит от желания отомстить за смерть брата. Да пребудет с ними Господь…

Они ушли на рассвете, и целый день Эрлих с беспокойством ждал их возвращения. Но все прошло благополучно. Они убили троих солдат, при которых, кроме оружия и шлемов, нашли еще двадцать талеров серебром. Добыча невелика, так зато и труд невелик. За каждый талер, который был отнят у Кленхейма, солдаты отдадут сотню; за каждую каплю пролитой крови заплатят своими жизнями. Все справедливо, все так, как должно быть.

И все же какая-то странная, смутная тревога не оставляла Маркуса в эти дни. Он не находил себе места, вышагивал по комнате из угла в угол, заложив руки за спину, чувствуя, как ноет заживающая рана под плотной повязкой. Надо бы зайти в дом бургомистра, проведать Грету. Он не говорил с ней уже так давно… Впрочем, нет. Нельзя, чтобы Грета видела его сейчас. Он увидится с ней позже, когда силы окончательно вернутся к нему и он уже не будет ковылять при ходьбе. Мужчина не должен показывать другим своей слабости.

Всю ночь Эрлих ворочался с боку на бок, пытаясь заснуть, но сон не приходил. Вместо него была лишь давящая, свинцовая полудрема, наполненная звуками чужих голосов, которые требовали, жаловались, хохотали или выкрикивали какую-то чушь. Голоса звучали помимо его воли, и он никак не мог от них отделаться.

Спустя некоторое время Маркус мог уже различать в этом гудящем безобразном хоре отдельные слова и фразы, и даже научился распознавать, кому они принадлежат. Нежный тембр Греты, похожий на ласковое прикосновение; скрипучий, неприязненный голос Хойзингера; негромкая речь бургомистра, в которую клином врезался грубый хохот Чеснока. К ним примешивались голоса совершенно ему не знакомые и говорившие на непонятном языке.

В какой-то момент Маркусу стало казаться, что все эти люди, которым принадлежат голоса, находятся здесь, в его комнате, что они стоят возле кровати и разговаривают друг с другом, не замечая его. От этой мысли ему стало не по себе, и он открыл глаза.

До рассвета было еще далеко, и комната была погружена в темноту, лишь слегка прореженную тусклым мерцанием звезд за окном.

Маркус сел на кровати, пытаясь вспомнить, где оставил подсвечник. В ту же секунду дыхание у него перехватило, и он, не раздумывая, схватился за рукоятку кинжала, лежащего под подушкой.

Комната была заполнена людьми. Кто-то из них сидел, кто-то стоял, кто-то бесшумно прохаживался возле двери. Из-за темноты он не видел их лиц, но вполне мог различить очертания плащей и шпаг. Тот, кто сидел ближе всех к кровати, заметил движение Маркуса и коротко качнул головой. В следующий момент Эрлих почувствовал холодное лезвие у своей шеи – видимо, кто-то находился позади, у изголовья.

– Это может стоить тебе жизни, – раздался насмешливый голос, немного искаженный акцентом. – Положи руки поверх одеяла. И запомни – я хорошо вижу в темноте.

– Кто вы такие? – хрипло спросил Маркус, медленно вытаскивая руку.

– Мое имя Луис де Кессадо, – ответил голос.

Кессадо? Имя показалось Маркусу знакомым.

– Вы не немец, – сказал он.

– Испанец. Моя семья родом из Арагона. Ты не знаешь, где это.

Эрлих провел ладонью по лбу, словно пытаясь избавиться от наваждения. Испанец? Как он мог здесь очутиться, да не один, а с целым отрядом в придачу?! И что ему нужно?

– Наверняка хочешь знать, зачем мы здесь, – продолжал Кессадо. – Но прежде…

– Прежде зажгите свечу, я не вижу вашего лица, – перебил его Эрлих. – И объясните, как вы попали в мой дом.

Из темноты послышался негромкий смешок.

– Свет не нужен. Я тебя прекрасно вижу, а вот тебе разглядывать мое лицо пока ни к чему. И вот еще что, – в голосе прорезались стальные нотки. – Не следует меня перебивать. Хозяин в этом доме я, а не ты, и твоя жизнь зависит исключительно от моей доброй воли. Не забывай об этом. Теперь к делу. Ты хочешь знать, как мы очутились здесь? Это просто. Замок в двери слабый, и его было легко открыть при помощи ножа. А месторасположение дома нам любезно подсказал твой товарищ по имени…

Тут он произнес несколько слов по-испански, а затем, услышав ответ на том же языке, продолжил:

– Да, по имени Гюнтер. Чуть позднее он сможет все рассказать сам – если только ему будет предоставлена такая возможность.