Виктор Поротников - 300 спартанцев. Битва при Фермопилах

Каждый из нарядов пробуждал в памяти Дафны счастливые картины ее былой жизни, когда Сперхий был с нею. Развернув перед собой очередной пеплос, Дафна вдруг сердито швырнула его обратно в сундук. С мрачным лицом Дафна опустилась на край ложа и задумалась. Имеет ли она право прихорашиваться для постороннего мужчины, в то время как ее супруг обрек себя на добровольную гибель ради Спарты? Сперхия нет больше, но не оскорбит ли Дафна память о нем, пожелав выглядеть привлекательной для какого-то заезжего живописца?

Эта внутренняя борьба, видимо, отразилась на лице у Дафны, так как рабыня, державшая в руках зеркало, участливо сказала ей:

— Сперхия не вернуть, но жизнь продолжается, госпожа.

Дафна обожгла рабыню суровым взглядом.

— Да, Сперхия я потеряла навсегда, но это не означает, что я с легкостью забуду дни, проведенные с ним вместе.

— Леотихид и этот живописец прибыли к тебе не на смотрины, госпожа, — заметила рабыня, отложив зеркало в сторону. — Нет ничего зазорного в том, если ты выйдешь к ним нарядно одетой. И не с такой прической.

— Придержи язык! — огрызнулась Дафна. — Я сама знаю, как себя вести и в чем появляться перед гостями! Приберись тут. И не вздумай появляться в мегароне, покуда Леотихид и его друг не уйдут отсюда.

Рабыня покорно склонила голову.

В ожидании Дафны Леотихид и Ксанф прогуливались по мегарону, разглядывая настенные росписи, выполненные сочными яркими красками. Чья-то опытная рука изобразила на стенах мегарона сцены из мифов, связанные с подвигами Геракла.

— Ты сам говорил мне, что тебе нужна молодая красивая женщина, синеглазая, густоволосая, с чувственными устами, гибкой шеей и прекрасным станом, — негромко молвил Леотихид, слегка наклонившись к невысокому тегейцу. — Я сразу подумал про Дафну. Я мог бы свести тебя с Дафной на вчерашнем празднике, друг мой, если бы она пришла на площадь Хоров. К сожалению, эфоры запретили Дафне появляться на торжествах в траурном одеянии, которое она не снимает по своему мужу, хотя все сроки траура уже миновали…

— Скажи, не Энопион ли расписывал эту стену? — спросил Ксанф. — Очень похоже на его стиль.

Леотихид не успел ответить на этот вопрос. Краем глаза он увидел появившуюся в мегароне Дафну и слегка подтолкнул локтем Ксанфа, желая отвлечь его от созерцания настенной росписи.

— Мой друг, а вот и прекрасная Дафна! — с широкой улыбкой произнес Леотихид, делая плавный жест рукой в сторону хозяйки дома. — Ксанф, вглядись в это божественное лицо, в эти дивные очи! И ты сразу узреешь облик скорбящей Деметры.

Живописец поприветствовал вошедшую Дафну, сразу попросив у нее прощения за свой, быть может, неуместный визит, ввиду ее печали по умершему супругу.

Дафна стояла перед гостями прямая, невозмутимая, в темных длинных одеждах, со слегка растрепанной прической. Ее взгляд был неприветлив, хотя она и попыталась улыбнуться, обратившись к тегейцу с ответным приветствием.

Ксанф заговорил было о своей будущей картине, о поисках натурщицы для нее…

Дафна прервала его, сказав, что все это ей уже известно от Леотихида.

Ксанф смутился. Прямой пронизывающий взгляд Дафны и ее властный голос вогнали живописца в состояние смятенной робости, поскольку он всегда терялся в присутствии красивых женщин.

Леотихид пришел на помощь другу. Он приблизился к Дафне и попросил ее встать там, где посветлее. При этом царь выразительными жестами повелевал Ксанфу не стоять столбом, но успевать разглядывать Дафну со всех сторон.

Дафна повиновалась Леотихиду и даже сняла с головы темное покрывало. Негромкий голос Леотихида, его мягкие прикосновения слегка заворожили Дафну, как и пристальное внимание, с каким Ксанф оглядывал ее с головы до ног, то подходя к ней, то удаляясь от нее на несколько шагов. С уст живописца срывались восхищенные замечания: «Прекрасно!.. Бесподобно!.. Настоящая богиня!..»

— А я что тебе говорил! — заметил Леотихид с самодовольной улыбкой. — Теперь-то ты видишь, что я был прав!

Поворачивая Дафну боком к живописцу и слегка приподнимая ее голову за подбородок, Леотихид недовольно шепнул ей:

— Зачем эти унылые одежды? Ты же сказала, что переоденешься.

— Отстань! — сквозь зубы ответила Дафна.

Наконец живописец с нескрываемой радостью объявил, что Дафна именно та натурщица, какая ему нужна.

— Это будет превосходная картина, клянусь Аполлоном! — воскликнул Ксанф, несколько раз притопнув ногой, не в силах сдерживать свои бурные эмоции.

— И что из этого следует? — спросила Дафна, взглянув на Леотихида, протянувшего ей обратно темное покрывало.

— Из этого следует, что мой друг завтра приступит к работе, а ты будешь ему позировать, — с мягкой улыбкой ответил Леотихид. — Милая моя, ты предстанешь на картине в образе богини Деметры!

— У меня нет времени заниматься всякой ерундой! — отрезала Дафна. — Мне нужно ухаживать за сыном. И вообще, я в трауре. Поэтому извините и прощайте!

— Но, Дафна… — взмолился было Леотихид.

— Я сказала нет! — В больших красивых глазах Дафны сверкнули огоньки зарождающегося гнева. — Уходите! В Спарте полно молодых привлекательных женщин и кроме меня.

Опечаленные и раздосадованные, Леотихид и Ксанф собрались уходить. Но внезапно на пороге появилась Горго. Она пришла на выручку к Леотихиду и его другу, когда узнала о цели их визита. Горго не без труда, но все-таки убедила Дафну стать натурщицей тегейца.

Когда Леотихид и Ксанф ушли, Горго принялась недовольно выговаривать подруге:

— Ну что ты изводишь себя, Дафна! Сними же наконец эти черные одежды! От такой печали у тебя могут появиться морщины на лице. И ладно бы только это. У тебя может пропасть молоко, ведь ты кормящая мать. Вспомни, Сперхий запретил тебе долго горевать о нем. Если смерть все равно неизбежна для всякого человека, то лучше принять это неизбежное зло с пользой для отечества, чем, доживя до старости, стать обузой самому себе и государству. Это слова твоего мужа.

Дафна не стала спорить с Горго, дав понять ей взглядом, что она станет бороться со своей печалью и снимет с себя траурные одежды.

Ксанф пригласил Дафну позировать в дом Леотихида, где были созданы все условия для этого. Сначала Ксанф сделал наброски углем и мелом на широкой грифельной доске. Художник заставлял Дафну, сидящую на стуле, то повернуться к нему лицом, то сесть вполоборота, то поднять голову повыше, то опустить взор к полу… Наброски с грифельной доски Ксанф перерисовывал на тонкую деревянную доску, используя при этом черную тушь. В руке художника появлялась то заостренная палочка, то маленькая кисточка, то другая палочка с широкой лопаточкой на конце.

Дафна обычно приходила утром и позировала Ксанфу до полудня. В полдень Ксанф делал перерыв в работе. Дафна уходила домой, чтобы покормить сына. Уложив сына спать и оставив его на попечение Горго, Дафна снова появлялась в мастерской художника, позируя ему еще часа два-три. После этого ее дневной сеанс как натурщицы заканчивался. Дафна и не предполагала, что просто сидеть или стоять, не шевелясь, такое трудное занятие. Всякий раз возвращаясь от Ксанфа к себе домой, Дафна чувствовала, как сильно у нее ноют от усталости спина, шея и плечи.