Виктор Поротников - 300 спартанцев. Битва при Фермопилах

— Ты должна помочь мне сдружить Дафну с Галантидой, царица, — сказал Леотихид.

— Сделаю все, что в моих силах, — рассмеялась Горго и повела Леотихида в дом.

Дафна последовала за ними.

На праздничном застолье у Горго и впрямь собрались в основном спартанки: ее подруги и родственницы. Из мужчин здесь присутствовали лишь Мегистий, Эвридам и Тимон.

Леотихид сразу догадался, что на этом застолье празднуют не столько день рождения Диоскуров, сколько недавнюю победу Леонида над аргосцами.

Красавица Феро поднесла Леотихиду вино в серебряной чаше.

Тетка Горго, чернобровая и пышнокудрая Гегесо, предложила выпить за Леонида и славный род Агиадов, давший Спарте многих победоносных полководцев.

Леотихид мигом смекнул, что в словах Гегесо прозвучал намек на Клеомена, не знавшего поражений. Поскольку в Лакедемоне было строжайше запрещено даже упоминать имя старшего брата Леонида, всякий, кто в узком кругу своих друзей желал помянуть добрым словом Клеомена, старался делать это не слишком явно.

Леотихид, искренне преклонявшийся перед памятью столь дерзновенного мужа, подняв чашу, громко провозгласил:

— Я пью этот нектар Диониса, желая еще раз сказать доброе слово о царе Клеомене, державшем в страхе всех своих врагов.

Выпитое вино преисполнило Леотихида желанием сделать еще один благородный жест, благо на него теперь взирало столько восхищенных женских глаз. Леотихид объявил, что желает сейчас спеть любимую песню царя Клеомена, ныне редко звучащую на праздниках именно потому, что она служит напоминанием о нем для властей Спарты. Эта песня была написана прославленным Алкманом как гимн в честь Агиадов.

Горго и Дафна уселись на стулья, взяв в руки кифары. Феро взяла флейту и встала за спиной у своей госпожи.

Леотихид вышел на середину трапезной, украшенной гирляндами из живых цветов. В длинном пестром гиматии, статный и широкоплечий, с завитой бородой и длинными волосами Леотихид выглядел очень внушительно.

Едва зазвучали переборы струн и полилась мелодия флейты, а Леотихид приготовился петь, в дверях трапезной возник вестник с красной повязкой на кудрявой голове. Юноша тяжело переводил дыхание после быстрого бега. Взоры всех пирующих обратились к гонцу, музыкальное вступление сразу же смолкло.

— Эфоры повелевают царю Леотихиду немедленно прибыть в герусию, — объявил вестник.

Вскоре по Спарте распространилась весть о том, что в Лаконику вторглись аргосцы. Местность, куда проникло аргосское войско, называлось Кинурией. Это была небольшая плодородная долина, омываемая с восточной стороны морем и стесненная с северо-запада отрогами горного хребта Парнон. Эту область вместе с городом Фиреей спартанцы отвоевали у Аргоса полвека тому назад.

В Кинурии, кроме коренных жителей фиреатов, жили также изгнанники с острова Эгина и из соседнего с Аргосом города Асины, коих изгнали из отечества те же аргосцы.

Гонец, примчавшийся из Кинурии верхом на коне, рассказал эфорам, что аргосцы обошли укрепления лакедемонян в горном проходе и проникли в Кинурию по болотистой приморской низине, где нет ни дорог, ни троп. Аргосцы с ходу захватили небольшой городок Эву, где поселились эгинские изгнанники, и устроили там страшную резню. Нашествию аргосцев подвергся и городок Антана, новая родина арголидских асинян. Жители приморских селений толпами бегут в Фирею и город Прасии, что лежит гораздо южнее Кинурийской долины на самом берегу моря. Фиреаты призывают спартанцев на помощь.

Эфоры и старейшины постановили призвать в войско всех боеспособных граждан, чтобы без промедления ударить по аргосцам, осаждающим Фирею. Также было решено послать гонца к Леониду.

Резкая смена обстоятельств, когда веселое празднество вдруг сменилось спешным военным сбором, подействовала на Леотихида раздражающе. Ему, как царю, предстояло вести лакедемонян в битву, и неотвратимость этого повергала Леотихида в состояние мрачной озлобленности. Придя домой из герусии, Леотихид накричал на жену, которая, по его мнению, нарядилась в слишком вызывающее платье, желая обратить на себя внимание Ксанфа.

— Если тебе так уж хочется позировать Ксанфу обнаженной, тогда сними с себя это жалкое подобие химатиона и тряси перед ним своими грудями! — сердито восклицал Леотихид, разрывая одежду на изумленной и испуганной Дамо. — Вот так!.. Теперь красуйся перед Ксанфом, дорогая! Зачем прятать такую роскошную задницу и столь великолепную грудь!

Все это происходило в присутствии Ксанфа, который совершенно растерялся, впервые увидев Леотихида в такой ярости. Живописец мирно беседовал с Дамо в опустевшем пиршественном зале, когда сюда ворвался Леотихид, подобно урагану.

Видя, что Ксанф отворачивается, чтобы не смотреть на полуобнаженную Дамо, Леотихид рявкнул, обращаясь к нему:

— Не отворачивайся, Ксанф! Такое невнимание к моей супруге оскорбительно для меня! Ты столько раз хвалил мой дом, яства, слуг и лошадей, оцени же теперь и мою жену. Я хочу услышать твое откровенное мнение о прелестях Дамо, род которой, кстати, один из древнейших в Лакедемоне. Поэтому Дамо и стала моей супругой. Итак, Ксанф, я жду, что ты скажешь.

Художник, пораженный происходящим, промычал в ответ что-то невразумительное, по-прежнему не смея взглянуть на наготу Дамо.

— Выражайся яснее, Ксанф, — недовольно обронил Леотихид, крепко держа за руку смущенную вырывающуюся Дамо.

— Твоя жена прелестна, царь, — дрожащим от волнения голосом промолвил художник, заставив себя взглянуть на Дамо.

При этом Ксанф густо покраснел.

— Твой отзыв слишком поверхностен, друг мой, — пустился в рассуждения Леотихид. Он схватил Ксанфа за край гиматия своей сильной рукой, рывком подтащив его почти вплотную к Дамо. — Рассмотри же ее как следует! Всякие телесные достоинства, как и недостатки, можно оценить лишь после пристального осмотра. Ты же не стеснялся разглядывать Дафну в голом виде!

— Мне достаточно и беглого взгляда, чтобы оценить по достоинству прелести твоей жены, царь, — сказал Ксанф.

— Значит, по-твоему, у Дамо нет телесных изъянов?

— Истинно так, царь, — закивал Ксанф.

— Прекрасно! Пусть тогда Дамо станет твоей натурщицей вместо Дафны. — Леотихид подмигнул оторопевшему Ксанфу. — Из нее получится великолепная Афродита!

— Хорошо, царь. — Ксанф смиренно вздохнул. — Я согласен.

Дамо перестала вырываться. Она вглядывалась то в лицо мужа, то переводила взгляд на Ксанфа, не понимая, шутят они или говорят всерьез.

Леотихид пожелал, чтобы Ксанф немедленно приступил к работе над картиной. Художник покорно согласился. Они пришли в мастерскую. Дамо уже не пыталась убежать. Наоборот, она стала позировать Ксанфу, обнажившись и развалившись на ложе. При этом Ксанф помалкивал. Говорил один Леотихид, который заставлял Дамо принимать откровенно похотливые позы. Создавалось впечатление, что Леотихид намеренно желает опошлить задуманный Ксанфом сюжет о романтической встрече Афродиты с Адонисом.