Виктор Поротников - Последний спартанец. Разгромить Ксеркса!

– Смею, ибо я тоже спартанец знатного рода, – прозвучал ответ.

Незнакомец сбросил капюшон с головы, это был Аристодем.

– Ах, это ты, презренный!.. – криво усмехнулся Эпигей. – Так ты теперь пасешь здесь местных потаскух. Что ж, это подходящее занятие для тебя, негодяй.

Эпигей хотел было презрительно рассмеяться, но смех его так и не прозвучал. Выхватив из-под плаща короткий меч, Аристодем быстрым и сильным ударом поразил Эпигея прямо в сердце. Эпигей так и умер с открытым ртом и широко раскрытыми глазами.

– Это тебе плата, Эпигей, за смерть Дафны, – сказал Аристодем, склонившись над мертвецом и вытирая об его гиматий свой окровавленный меч. Затем, повернувшись к девушке в розовом химатионе, Аристодем добавил: – Дело сделано, Диномаха. Теперь нам нужно побыстрее уйти отсюда! Нельзя, чтобы кто-нибудь увидел нас возле трупа Эпигея.

– Хороша ли я была в роли блудницы? – спросила Диномаха, приблизившись к Аристодему. Она посмотрела ему в глаза. – Не пожалел ли ты, что взял меня на это дело?

– Ты прекрасно справилась со своей ролью, милая, – ответил Аристодем. – Я знал, что на тебя можно положиться.

– Ты встретишься сегодня с Горго? – Диномаха продолжала сверлить Аристодема пытливым взглядом. После его молчаливого кивка она произнесла: – Расскажи ей, как я помогла тебе заманить Эпигея в ловушку. Обязательно расскажи!

Придя домой после похорон Эпигея и Фанодема, Эфхенор уединился в комнате, где у него хранились папирусные свитки с произведениями известных трагиков, а также долговые расписки зависимых от него периэков.

«Круг сжимается, – думал Эфхенор, и сердце его наполнилось жгучим чувством одиночества. – Я хожу по лезвию меча. Что мне делать, чтобы спастись?»

Взвешивая все «за» и «против», Эфхенор старался понять, кого ему следует опасаться сильнее всего, нет ли доносчика в его ближайшем окружении и как ему быть теперь, когда мертвы все его сообщники, повинные в убийстве Дафны. Эфхенор собирался устроить покушение на Астидамию, но теперь, после смерти Эпигея, его посетили совсем другие мысли.

«Что мне даст убийство Астидамии? – мучительно размышлял Эфхенор. – Что, если главной мстительницей выступает Горго, а не Астидамия? Дафна была лучшей подругой Горго. Это означает, что Горго в своей мести пойдет до конца! Мне же во всем Лакедемоне не сыскать таких злодеев, которые посмели бы поднять руку на Горго. Ну разве что попытаться убить Горго самому…»

От этих мыслей Эфхенора сначала бросило в жар, потом его пробрал озноб. Он прилег на ложе, устав метаться по комнате из угла в угол. У Эфхенора было такое чувство, что смерть уже дышит ему в затылок. Эфхенору стало смешно и горько от осознания того, что, будучи эфором-эпонимом и находясь во главе Спартанского государства, он тем не менее не уверен в завтрашнем дне. Эфхенор засыпает и просыпается изо дня в день с чувством обреченности, с мысленными мольбами к богам о защите от неведомого убийцы, который где-то рядом… Эфхенор это чувствует. Но и окружив себя рабами-телохранителями, Эфхенор не обрел душевного спокойствия.

Расследование по убийствам Эпигея и Фанодема зашло в тупик. Не было никаких свидетелей. В то же время недоброжелателей у обоих было много, даже среди знатных лакедемонян. Эфхенор лишь для вида подстегивал эпистата Мнесикла, занимавшегося этими убийствами, прекрасно понимая, что до истины тому не докопаться. Эфхенор чувствовал, что смерть Дафны и убийство Фанодема с Эпигеем связаны единой незримой нитью. Эфхенор был заинтересован в том, чтобы нить эта не попала в руки Мнесикла.

В начале лета в Спарту прибыли афинские послы, сообщившие эфорам о том, что персидское войско покинуло Фессалию и через Фермопильский проход вступило в Фокиду.

– Ныне персы стоят лагерем близ города Элатея, через два дня варвары будут в Фивах, – сказал Клиний, глава афинского посольства. – От Фив до Аттики всего день пути. Мои сограждане хотят знать, намерены ли спартанцы оказать нам помощь против полчищ Мардония. Афинянам одним против персов не выстоять. Согласно договору о взаимопомощи, властям Лакедемона давно пора отправить войско на выручку Афин.

Прямота и требовательность афинских послов смутили эфоров, которым пришлось оправдывать свое бездействие тем, что Аргос, извечный враг Спарты, заключил соглашение с Ксерксом и Мардонием. Стоит спартанскому войску уйти из Лаконики, аргосцы немедленно опустошат земли лакедемонян.

– В прошлом году варвары уже вторгались в Аттику, тогда афиняне и их семьи избежали печальной участи, сев на корабли и отплыв к берегам Пелопоннеса и на остров Саламин, – сказал Эфхенор. – Полагаю, и ныне афинянам надлежит поступить таким же образом. Наши союзники, эгинцы и пелопоннесцы, охотно приютят у себя семьи афинян. У Мардония нет флота, поэтому персы не смогут добраться ни до Эгины, ни до Саламина. Пройти на земли Пелопоннеса по суше варвары тоже не смогут, ибо их остановит стена, возведенная на Истме.

Афинские послы стали возмущаться тем, что спартанцы не держат данное слово. Пообещав в прошлом году свою помощь Афинам, ныне власти Лакедемона готовы предать афинян и их союзников, уповая на истмийскую стену и совершенно не заботясь о землях эллинов, которым грозит персидское вторжение.

– Ваша логика мне понятна, уважаемые, – молвил Клиний эфорам, избегавшим смотреть ему в глаза. – Флот Ксеркса разбит, поэтому надобность в афинских кораблях отпала. Зачем спартанцам сражаться с персами за земли афинян и мегарцев, нести потери, если можно спокойно отсидеться за стеной на Истме.

Клиний, как и многие афинские навархи, был в добрых отношениях с Еврибиадом, под началом которого ему довелось сражаться с персидским флотом сначала в Эвбейском проливе, затем у острова Саламин. Клиний обратился за поддержкой к Еврибиаду, зная его смелый нрав и стремление воевать с варварами до полной победы.

Идя навстречу просьбе Клиния, Еврибиад встретился с Эфхенором на другой же день после приема эфорами афинских послов.

День клонился к закату.

Эфхенор и Еврибиад прогуливались по кипарисовой аллее, протянувшейся от здания герусии до площади Хоров, где обычно происходят музыкальные и танцевальные состязания юношей и девушек, а также ставятся трагедии.

– Уж коль спартанцы вытребовали себе начальство над общеэллинским войском и флотом, то нам совсем не пристало бросать афинян в беде после всего того, что ими было сделано в войне с Ксерксом ради свободы Эллады, – молвил Еврибиад, пытаясь убедить Эфхенора не отказывать в помощи Афинам. – Флот пелопоннесцев не смог бы одолеть варваров на море без помощи афинских кораблей…