Саймон Скэрроу - Сын Спартака

– Это не мечта! – взорвался Марк, стараясь сдержать готовые брызнуть слезы.

Ну как объяснить боль, которая разрывала ему сердце каждый раз, когда он думал о матери? Его мучила ужасная вина, оттого что он не мог спасти ее.

– Я обязательно освобожу маму. Она – все, что важно для меня.

– Марк… У нас у всех есть матери. Я потерял свою, когда мой хозяин продал ее. Я ничего не мог сделать, чтобы помешать этому. Ты думаешь, что я не такой, как ты? И моя потеря меньше твоей?

У Марка встал комок в горле. Он не мог говорить. Если он попытается что-то сказать, голос его дрогнет и он задохнется от горя и слез. К счастью, Брикс снова заговорил:

– Марк, присоединяйся к нам, и ты будешь бороться за свою мать и за всех матерей и детей, которые страдали, как ты, и даже больше. Неужели я так много прошу? Это единственное, что сейчас имеет значение.

Он слегка сжал руку Марка.

– Ты устал. Теперь, когда ты поел и согрелся, тебе надо отдохнуть. Оставайся здесь, у огня, и поспи. Утром мы снова поговорим. Я уверен, что ты увидишь правду в моих словах.

Марк посмотрел на него:

– А если не увижу?

– Увидишь, – твердо ответил Брикс. – В этом противостоянии только две стороны, Марк. Те, кто борется за свободу, и те, кто не борется. – Он встал и посмотрел на Марка. – Ради нашей дружбы я надеюсь, что ты выберешь правильную сторону.

Марк лежал на шкурах возле очага, свернувшись калачиком, и, несмотря на усталость, не мог заснуть. У него из головы не шли последние слова Брикса. В них сквозила угроза. Марк должен был выбрать одно из двух: или согласиться на роль номинального вождя нового мятежа, или стать врагом Брикса. Если выбрать второе, это подвергнет опасности жизнь Марка, а значит, и жизнь его матери. Но если он поддастся на уговоры Брикса, то станет обычной марионеткой, с помощью которой предводитель рабов будет приманивать к себе сторонников, а потом вести их на верную смерть.

Марк был уверен, что эта затея обречена на провал. Даже если Бриксу и удастся поднять массовое восстание, его армия по большей части будет состоять из рабов, которые трудились на полях или в доме, а им ни за что не выстоять против римских легионов. Это будет кровавая бойня. Погибнут десятки тысяч, а после того как мятеж будет подавлен, римляне станут обращаться с рабами еще хуже, с еще большей жестокостью и подозрительностью, чем сейчас.

Время для восстания пока не настало. Рим слишком силен, а рабы слишком слабы. Тем, кто против рабства, лучше подождать более благоприятного момента. «Но что, если этот момент никогда не наступит? – спросил у Марка его внутренний голос. – Сколько еще должны вынести рабы, пока у них не появится возможность сбросить цепи? Десять лет? Двадцать? Всю жизнь?» Этот голос смеялся над ним. Раз так, лучше совсем не думать о восстании.

Мальчик разрывался между желанием уничтожить зло рабства и сознанием, что борьба Брикса приведет только к поражению и смерти. Наконец он понял, как должен поступить, хотя это отчаянное решение тяжелым грузом легло ему на сердце.

В тусклом свете углей можно было разглядеть вход в хижину. Отбросив в сторону шкуры, которыми укрывался, Марк осторожно встал и, пригнувшись, направился к кожаному занавесу. Остановился, прислушался. На улице все было тихо. Он откинул занавес и выглянул наружу. Открытая площадка казалась пустой, лишь одинокий часовой склонился над небольшим костром, подкладывая в огонь дрова. Больше никого не было. Тусклые огни по окружности долины говорили о том, что бивачные костры уже догорают и к рассвету не останется и следов предательского дыма. Почти все небо было покрыто облаками, виднелось лишь несколько чистых прогалин, усыпанных звездами. Марк подумал, что, наверное, опять пойдет снег, и это хорошо. Свежий снег скроет его следы.

Часовой сел на корточки и протянул руки к язычкам пламени, пробивающимся через свежие поленья. Как только он отвлекся, Марк выскользнул из хижины и, не разгибаясь, двинулся вдоль стены, пока не скрылся из виду. Тогда он остановился и стал припоминать вид долины, какой он ее увидел, когда с его глаз сняли повязку. Он восстановил в памяти направление, откуда появились Брикс и его люди, и на фоне ночного неба заметил в той стороне отчетливую впадину в темной стене долины. Это место ничем не отличалось от множества подобных ему, и ничто не указывало на существование тайного прохода.

Убедившись, что все тихо, Марк осторожно отошел от хижины и начал свой путь через лагерь. Из построенных кое-как хижин и сараев доносились храп, кашель и бормотание. Все это сопровождалось шарканьем и фырканьем животных в загоне, чей теплый запах смешивался с медленно исчезающим ароматом древесного дыма. Марк крался от постройки к постройке, то и дело останавливаясь, чтобы удостовериться, что не привлекает внимания, а перед каждым новым шагом напрягал глаза и уши, проверяя, что там впереди. Один раз он чуть не наткнулся на человека, который вышел по нужде. Пришлось прижаться к земле и подождать, пока тот, полусонный, не вернулся в палатку.

Наконец Марк дошел до края лагеря и увидел тропу, вьющуюся по склону в сторону отвесной скалы. Он понял, что это высохшее русло ручья, и догадался, что много лет назад ручей протекал через трещину в скале, которая теперь служила входом в долину. Ручей, наверное, нашел другое русло, или его отвели люди, первыми пришедшие в долину.

Осторожно обходя большой валун, Марк замер: у подножия скалы, шагах в пятидесяти от него, кто-то тихо разговаривал.

– Сегодня Брикса и его парней здорово отдубасили, – произнес первый голос. – Я слышал, он потерял более пятисот человек.

– Так много? – хрипло откликнулся второй голос. – Тяжелый удар для нас. Но еще тяжелее для римлян.

– Как это?

– Ты же слышал, что он сказал: римляне попали в ловушку. Им повезло, что они смогли уйти, но они понесли большие потери. Как только весть о поражении Цезаря дойдет до Рима, там узнают, что мы – серьезная угроза. Им придется рассмотреть наши требования.

– Ты так думаешь? Если мы действительно победили, тогда я сомневаюсь, что мы останемся живыми после так называемых побед Брикса.

– Осторожнее. Такие разговоры опасны.

– Находиться здесь тоже опасно. Похоже, это не такое большое восстание, как нам обещали, когда мы присоединились к нему. И я уже не уверен, что здесь мне лучше, чем когда я был рабом. По крайней мере, у меня была еда и кров. А теперь мне все время хочется есть, и я так замерз, что не могу унять дрожь.

– Тихо! – прошипел его товарищ. – Ты хочешь, чтобы кто-нибудь нас услышал? Что, если этот Мандрак решил сделать обход? Вот услышит он, о чем ты болтаешь, и вырвет тебе язык. Хватит ныть, и давай сторожить, как нам и положено.