Уилбур Смит - Ярость

Шон намеренно отогнал страхи, поднял подбородок и спокойно посмотрел на отца. Шаса стоял перед очагом, сцепив руки за спиной, и покачивался на пятках.

– Тебя исключили из Бишопа, – сказал он.

Хотя директор во время длинной нотации не говорил об этом, для Шона новость не стала неожиданностью.

– Да, сэр, – сказал он.

– Мне трудно поверить в то, что мне о тебе рассказали. Правда ли, что ты устроил спектакль с участием своим… и этой женщины?

– Да, сэр.

– И позволил друзьям смотреть?

– Да, сэр.

– И брал с них за это деньги?

– Да, сэр.

– По фунту с головы?

– Нет, сэр.

– Что значит «нет, сэр»?

– По два фунта, сэр.

– Ты Кортни. Все, что ты делаешь, отражается на всей семье. Ты это понимаешь?

– Да, сэр.

– Да что ты заладил! Ради всего святого, как ты мог?

– Это она начала, сэр. Сам бы я до такого не додумался.

Шаса смотрел на сына, и вдруг его гнев испарился. Он вспомнил, как сам почти в таком же возрасте стоял перед Сантэн. Она не стала его бить, но заставила принять ванну с лизолом и подвергла унизительному медицинскому осмотру. Он помнил девушку, бойкую шлюшку на год или два старше его, с выгоревшими на солнце волосами и озорной улыбкой – и едва не улыбнулся сам. Она высмеивала его, дразнила и заставила наделать глупостей, и все же он чувствовал странное ностальгическое тепло. Его первая настоящая женщина… можно забыть сотни других, но первую – никогда.

Шон увидел, что гневное выражение из глаз отца исчезло, и решил воспользоваться этой переменой.

– Я понимаю, что стал причиной скандала, связанного с семьей, и знаю, что должен получить по заслугам… – Отцу это понравится. Одно из его любимых выражений «Принимай, что заслужил, как мужчина». Он видел, что отец еще больше смягчился. – Я понимаю, как глупо себя вел, но хочу перед поркой сказать: извини, что заставил стыдиться меня. – Это не вполне соответствовало истине, и инстинктивно Шон понимал это. Отец сердился из-за того, что Шон позволил себя поймать, но в глубине души гордился проявленной сыном решимостью.

– Единственное мое оправдание – я ничего не мог поделать. Она просто свела меня с ума, сэр. Я не мог ни о чем думать, кроме… ну, кроме того, что она хотела, чтобы я делал.

Шаса прекрасно его понимал. Он сам, почти сорокалетний, до сих пор сталкивается с подобной проблемой. Как это говорит Сантэн? «Кровь де Тири, нам всем приходится с ней жить». Шаса негромко кашлянул. Честность и открытость сына его тронули. Он такой красавец, прямой, высокий, сильный, такой красивый и смелый… неудивительно, что женщина за него ухватилась. Он не может быть плохим, думал Шаса, ну, не без чертовщинки, чуть лишку самоуверенности, слишком страстное желание жить – но он не плохой. «Если волочиться за красивой женщиной – смертный грех, ни для кого из нас нет спасения», – подумал Шаса.

– Я должен тебя высечь, Шон, – вслух сказал он.

– Да, сэр, я знаю.

Ни следа страха, никакого нытья. Нет, черт побери, хороший мальчик. Сын, которым можно гордиться.

Шаса прошел к столу, выбрал хлыст с ручкой из китового уса, самое грозное оружие из всего арсенала, и Шон без приказаний прошел к креслу и принял требуемую позу. Первый удар просвистел в воздухе и звонко прошелся по телу, и Шаса вдруг с отвращением хмыкнул и бросил хлыст на стол.

– Палка для детей, а ты больше не ребенок, – сказал он. – Вставай, парень.

Шон не мог поверить в свою удачу. Хотя единственный удар жег, как укусы целого гнезда ос, мальчик сохранил бесстрастное лицо и не пытался тереть больное место.

– Что нам с тобой делать? – спросил отец, и Шону хватило здравомыслия промолчать.

– Ты должен получить аттестат, – сказал Шаса. – Надо определить тебя куда-то.

Это оказалось не так легко, как думал Шаса. Он пробовал SACS [58] Школьная ассоциация, включающая школы в разных странах. , и мужскую школу в Рондебоше, и школу для мальчиков в Винберге. Но все директора слышали о Шоне Кортни. На короткое время он стал самым известным школьником в Кейпе.

Наконец Шона приняли в «Академию Костелло», переполненную учениками школу в полуразвалившемся викторианском поместье за Рондебошем. В этой школе не слишком придирались при приеме. Шон в первый же день обнаружил, что он знаменитость. В отличие от мужских школ, где он учился раньше, здесь в классах были и девочки, а успехи в учебе и нравственное совершенство не были обязательными условиями приема в «Академию Костелло».

Шон нашел свой духовный дом и сразу принялся отбирать соучеников и организовывать из них банду, которая вскоре уже буквально правила школой. Кроме того, Шон подобрал для себя с полдюжины самых привлекательных и послушных девочек. Как отметили и его отец, и прежний директор школы, Шон был прирожденным лидером.

Манфред Деларей, вытянувшись по стойке смирно, стоял на трибуне. На нем был строгий темный костюм в узкую полоску, черная шляпа, в петлице – гвоздика и зеленая веточка папоротника. Мундир члена кабинета министров.

Полицейский оркестр заиграл традиционную сельскую мелодию «Die Kaapse Nooi» – «Девушка из Кейптауна», и мимо трибуны под маршевый ритм прошли ряды кадетов, неся наперевес винтовки «FN» [59] FN FAL (Fusil Automatique Leger – легкая автоматическая винтовка) – огнестрельное оружие, производимое в Бельгии компанией Fabrique Nationale de Herstal (FN, Национальная фабрика в Эрстале). Одна из наиболее признанных и распространенных автоматических винтовок. .

В аккуратных синих мундирах с надраенными, сверкавшими на солнце высокого вельда пряжками и пуговицами они производили прекрасное впечатление. Спортивные молодые люди! Их строгие построения, их явная преданность делу и патриотизм – все это наполняло Манфреда Деларея гордостью.

Манфред стоял по стойке смирно. Кадеты прошли мимо него и строились на плацу для парадов. Раскатилась барабанная дробь, и оркестр смолк. Великолепный в парадной форме с многочисленными наградами и знаками различия, полицейский генерал подошел к микрофону, в нескольких кратких предложениях представил министра и отступил, предоставляя микрофон Манфреду.

Манфред особо готовился к этой речи, но, прежде чем начать, не смог удержаться и бросил взгляд туда, где в первом ряду среди почетных гостей сидела Хайди. Это был и ее день, и она походила на светловолосую валькирию, красоту ее тевтонских черт подчеркивала широкополая шляпа, украшенная искусственными розами. Мало кому из женщин хватало достоинства и присутствия духа, чтобы носить такой головной убор и не выглядеть нелепо, но Хайди была великолепна. Она поймала взгляд мужа и улыбнулась Манфреду. «Какая женщина! – подумал он. – Она достойна быть первой леди этой страны, и я постараюсь, чтобы она ею стала – когда-нибудь. Возможно, скорее, чем она думает».