Уилбур Смит - Ярость

– Святая Мария! – восклицала Китти. – Да одно это оправдывает всю поездку!

И вот на одиннадцатый день своей одиссеи они прилетели из обширной пустыни Калахари от алмазной шахты Х’ани в загадочных, угрюмых холмах в город Виндхук, столицу старой немецкой колонии Юго-Западная Африка, которая по Версальскому договору была передана Южно-Африканскому Союзу. Это причудливый небольшой город, в архитектуре и образе жизни обитателей которого все еще чувствовалось немецкое влияние. Город стоял на высоком нагорье, над прибрежной равниной. Климат здесь был приятный, а отель «Кайзерхоф», где у Шасы тоже был постоянный номер, предлагал множество удобств, которых им так не хватало в предыдущие десять дней.

Шаса и Дэвид большую часть дня провели с руководителями местной конторы компании Кортни; до переезда в Йоханнесбург именно здесь была головная контора компании, но и сейчас тут решались основные вопросы, связанные с шахтой Х’ани. Китти и ее команда, не теряя ни минуты, снимали здания в немецком колониальном стиле, местные памятники и живописных женщин гереро на улицах. В 1904 году немецкой администрации пришлось вести с этим воинственным племенем жесточайшую колониальную войну; в итоге восемьдесят тысяч гереро из племени, насчитывавшего всего сто тысяч человек, погибли в боях и от голода. Мужчины гереро были рослые и величественные, а женщины носили яркие длинные викторианские юбки и высокие тюрбаны таких же цветов. Китти радовалась всему увиденному и вернулась в отель веселая.

Шаса все старательно спланировал и оставил Дэвида в конторе заканчивать дела. Он хотел пригласить Китти и ее группу в пивную отеля, где традиционный оркестр в ледерхозенах и тирольских шляпах играл попурри из немецких застольных песен. Местное пиво «пильзнер» было не хуже оригинального мюнхенского: чистое, золотое, с пышной кремовой шапкой пены. Шаса заказал самые большие кружки, и Китти пила наравне со всеми.

Настроение было праздничное, пока Шаса не отвел Китти в сторону. Под звуки оркестра он негромко проговорил:

– Не знаю, как вам это сказать, Китти, но это наш последний вечер вместе. Мой секретарь заказал вам и вашим парням билеты на коммерческий рейс до Йоханнесбурга на завтрашнее утро.

Китти в ужасе посмотрела на него.

– Не понимаю. Я думала, мы вместе полетим на ваши алмазные концессии в Сперргебит . – Она с очаровательным акцентом произносила «Спиер бит» [27] Удар копьем. . – Это наша главная цель.

– Сперргебит означает «запретные территории», – печально сказал Шаса. – Очень просто, Китти: запретные. Никто не может попасть туда без разрешения правительственного инспектора шахт.

– Но я думала, вы получили для нас разрешение, – возразила она.

– Я пытался. Отправил в местное отделение телекс, чтобы его получили. Но просьба отклонена. Боюсь, правительство не хочет, чтобы вы там побывали.

– Но почему?

– Возможно, там происходит нечто такое, что вы не должны увидеть или снять, – предположил он; Китти замолчала, но он увидел, как ее невинное личико отразило сильные чувства, а в зеленых глазах сверкнули гнев и решимость. Он уже понял: для того чтобы сделать что-нибудь непреодолимо привлекательным для Китти Годольфин, нужно отказать ей в этом. Он знал, что теперь она солжет, обманет и продаст душу, лишь бы попасть в Сперргебит .

– Вы могли бы провезти нас контрабандой, – предположила она.

Он покачал головой.

– Овчинка выделки не стоит. Мы можем уйти от погони, но если нас поймают, это штраф в сто тысяч фунтов или пять лет тюрьмы.

Она положила руку ему на предплечье, впервые намеренно коснувшись его.

– Пожалуйста, Шаса. Я очень хочу это снять.

Он печально покачал головой.

– Простите, Китти, но, боюсь, это невозможно. – Он встал. – Нужно переодеться к ужину. Пока меня не будет, предупредите свою команду. Ваш рейс в Йохбург в десять утра.

За столом ему стало ясно, что она не предупредила группу об изменении планов, потому что, подогреваемые добрым немецким пивом, все были веселы и шумны. На этот раз Китти не принимала участия в веселье, она печально сидела в конце стола, без интереса ковыряла сытную тевтонскую еду и иногда искоса поглядывала на Шасу. Дэвид не стал дожидаться кофе и отправился делать свой обязательный вечерний звонок Мэтти и детям, а Хэнка и команду пригласили в горячее ночное местечко с еще более горячими официантками.

– Десять дней без женского общества, все только босс да босс, – пожаловался Хэнк. – Надо расслабиться.

– Помните, где вы, – предупредил его Шаса. – В этой стране черный бархат – добыча королей.

– Девки, которых я сегодня видел, стоят пяти лет каторжных работ, – усмехнулся Хэнк.

– Знаете, что у нас есть южно-африканская версия русской рулетки? – спросил его Шаса. – Делаете так. Приглашаете цветную девушку в телефонную будку, потом звоните в полицейский взвод быстрого реагирования и смотрите, кто появится первым.

Не рассмеялась только Китти, и Шаса встал.

– Надо просмотреть кое-какие бумаги. Попрощаемся утром за завтраком.

У себя в номере он быстро побрился, принял душ и облачился в шелковый халат. А когда проверял, есть ли в баре лед, в дверь номера легко постучали.

На пороге с трагическим видом стояла Китти.

– Я вам помешала?

– Нет, конечно нет. – Он открыл перед ней дверь, она вошла и остановилась, глядя в окно.

– Хотите выпить на ночь? – спросил Шаса.

– А что вы пьете?

– «Ржавый гвоздь».

– Хочу – что бы это ни было.

Когда он смешивал драмбуи с солодовым виски, она сказала:

– Я пришла поблагодарить вас за все, что вы для нас сделали в последние десять дней. Нам будет трудно попрощаться.

Он принес бокалы туда, где она стояла на середине комнаты, но, когда подал ей бокал, Китти взяла оба и поставила на кофейный столик. Потом встала на цыпочки, обняла его обеими руками за шею и подняла лицо для поцелуя.

Губы у нее были мягкие и сладкие, как теплый шоколад. Ее язык медленно проник Шасе в рот. Когда наконец их губы с мягким влажным чмоканьем разошлись, он наклонился, просунул руку ей под колени, поднял и прижал к груди. Она вцепилась в него, уткнулась лицом в шею, и Шаса отнес ее в спальню.

У нее оказались стройные бедра, плоский мальчишеский живот и белые, круглые и твердые, как пара страусовых яиц, ягодицы. Как и лицо, тело ее казалось детским и незрелым, за исключением упругих маленьких персиков грудей и поразительно густых темных волос в низу живота, но, когда Шаса коснулся их рукой, то с удивлением обнаружил, что они тонкие, как шелк, и мягкие, как дым.

Китти занималась любовью так искусно, что все ее движения казались естественными и спонтанными. Она не стеснялась говорить ему, чего от него хочет, в самых грубых, непристойных выражениях, и эти непристойности в ее мягких и таких невинных устах оказались потрясающе эротичными. Китти увела его на те высоты, куда он раньше редко поднимался, и он познал абсолютное удовлетворение.