Анатолий Ковалев - Потерявшая имя

Елена приказала кучеру ехать к Яузским воротам. Когда они миновали ряды Китай-города, словно по щучьему велению воздвигнутые вновь и набитые самым разнообразным товаром, словно и не было пожара и мародеров, ошеломленная этими чудесами Елена вдруг подумала: «Что, если матушка жива и сейчас отстраивает наш дом?» И вот из-за поворота показались родные стены…

— Господи! Что же это такое?! — в недоумении воскликнула девушка, и сердце зашлось у нее в груди от безумной надежды. Трехэтажное здание особняка Мещерских с двумя флигелями, гостевым и библиотечным, в лучах утреннего солнца выглядело даже краше, чем раньше. Если бы не новый розовый цвет стен, сменивший прежний, желтый, могло бы показаться, что пожар обошел дом стороной. Флигели и первые два этажа уже были восстановлены полностью, и только на верхнем этаже и на крыше еще продолжались работы.

Она в смятении крикнула кучеру остановиться и опрометью бросилась к родному дому. «Не может быть! Неужели?!» — колотилось у нее в висках.

На крыльце стоял здоровенный детина в новенькой розовато-лиловой ливрее, в белом напудренном парике и белых перчатках. Слуги ее отца никогда так не одевались. Детина что-то кричал работникам на крыше, но, заметив Елену, замолчал и окинул ее изучающим взглядом. Внешний вид девушки явно вызвал у него раздражение. Он брезгливо покосился на толстый крестьянский платок, овчинный тулуп и валенки, после чего грубо бросил:

— Куда прешь, оборванка? Мы не подаем, п-шла!

Графиня в первый миг остолбенела, но быстро собралась с духом и резко ответила:

— Как говоришь с барыней, холоп?! Вот скажу твоему хозяину, чтобы высек тебя как следует!

— Это еще посмотрим, кого высекут… — Последние слова Илларион (а это был он) произнес уже не так уверенно, потому что наткнулся на испепеляющий взгляд девушки, и в этом взгляде мигом учуял своей холопской душой природную госпожу, обладающую властью повелевать.

— И смотреть нечего! — процедила Елена. — Кто твой хозяин?

— Князь Белозерский Илья Романович, — ответил тот не без гордости.

— Дядюшка?..

Все внутри у нее сжалось, комок подступил к горлу. Елена глубоко вобрала в себя воздух, чтобы не разрыдаться перед этим хамом. Последняя крохотная надежда рухнула, да и на что можно было надеяться? Матушка Антонина Романовна никак не могла спастись, она погибла в огне, одурманенная сон-травой, и, возможно, даже не успела проснуться и понять, что творится вокруг… Все поплыло у Елены перед глазами.

Она очнулась, лежа в сугробе. Над ней возилась крохотная женщина, которую Елена сперва приняла за порождение бреда, наступившего вслед за обмороком. Ростом с восьмилетнего ребенка, коренастая, с маленьким сердитым личиком и пронзительными голубыми глазами, она скорее озадачила ее, чем напугала. Всмотревшись в склонившееся над нею лицо, графиня задала себе вопрос: откуда оно может быть ей знакомо? Как будто она видела его давным-давно, в детстве или во сне, и даже имя этой диковинной женщины вертелось у нее на языке… Карлица тем временем растирала ей снегом щеки и приговаривала:

— Намаялась, сиротинушка горемычная…

Руки у нее были ловкие и сильные, и она без труда приподняла девушку, помогая ей сесть. Только тогда Елена увидела, что чуть поодаль стоит князь Илья Романович. Опершись обеими руками на трофейную самшитовую трость, он, прищурясь, всматривался в лицо девушки, и в его голове в этот миг роилось столько мыслей и замыслов, что ни на чем конкретном он был не в состоянии остановиться. Давненько не видел он племянницы! В последний раз она была еще маленькой девочкой, лет шести или семи, а нынче — девица на выданье. Только вот… что с ней делать?!

— Дядюшка, вы не признали меня? — спросила Елена, поднимаясь с помощью Евлампии.

— Да ты, голубушка, не призрак ли, не наваждение? — проскрипел князь каким-то чужим голосом. Он вдруг почувствовал такую тяжесть во всем теле, что по-стариковски сгорбился и налег на трость, сильно вдавив ее в промерзшую землю.

— Вот нашел ласковое слово для сироты! — в сердцах сплюнула Евлампия.

В воротах показался Илларион с дворецким Шуваловых. Увидев Елену, Макар Силыч остолбенел, не в силах вымолвить ни слова, но Илларион пихнул его в бок и привел в чувство.

— Вы ли это, графинюшка Елена Денисовна? — со слезами на глазах обратился к ней Макар Силыч. — А ведь мы вас… того… не гневайтесь, похоронили…

В следующий миг произошло то, чего никто ожидать не мог: князь Илья Романович разрыдался в голос и, широко раскрыв объятья, с пафосом пробасил:

— Кровинушка моя, воскресшая из мертвых!.. Аленушка! Племяннушка!.. Дай обнять тебя, милая!

Расчувствовавшись, Елена стремительно бросилась в объятья дядюшки и расплакалась у него на груди. Евлампия, разинув рот, сперва с недоверием смотрела на этот родственный спектакль, а потом и сама, не выдержав, закрыла лицо платком.

В честь удивительного воскрешения племянницы князь заказал праздничный обед с дичью, фаршированными гусями и токайским вином. Елена отвыкла от излишеств и едва прикасалась к еде, зато Илья Романович на пару с Евлампией уплетали за милую душу.

— Погоди, то ли будет завтра! — хвастал перед племянницей Белозерский. — Приглашены полсотни гостей, сам губернатор Ростопчин с семьей пожалуют.

Евлампия при этом сосредоточенно обгладывала гусиное крыло и не издала ни звука, услышав имя губернатора, которого прежде честила разбойником и геростратом. Новая жизнь в новом красивом доме ей нравилась, и еще больше нравился князь в роли созидателя. Она сильно была привязана к его сыновьям, Борису и Глебу. Приходясь им кем-то вроде пятиюродной бабки, карлица теперь была вполне спокойна за их будущее. А то, что завтра придется веселить разбойника-губернатора, так это сущий пустяк, который шутиха переварит так же легко, как гусиное крылышко.

После обеда Илья Романович не дал отдохнуть ни Елене, ни карлице, а послал их в дорогой французский магазин.

— Негоже нашей графинюшке ходить в чьих-то обносках! — ворковал добрый дядюшка. — Прикупи себе, милая, платьицев и разных к ним финтифлюшек, ну ты знаешь! Завтра выйдешь к гостям во всей красе.

— Но, дядюшка, — возразила Елена, — я бы хотела сперва навестить могилы моих несчастных родителей…

— Об этом я уже позаботился, с утра пораньше поедем в Новодевичий, отслужим панихидку.

— Ах, дядюшка, как мне благодарить вас? — Она снова бросилась к нему на грудь и крепко расцеловала в обе щеки.

Все это время у Елены вертелся в голове вопрос: откуда дядюшка взял средства на реставрацию ее фамильного особняка? Она припомнила, что, по словам родителей, князь был гол как сокол, но расспрашивать его из деликатности не решалась.