Анатолий Ковалев - Отверженная невеста

— Посмотри, Никс, — обратилась Александра Федоровна к супругу, когда Майтрейи остановилась, — ведь это настоящий старинный индийский наряд, а вовсе не маскарадный костюм!

Николай был большим любителем национальных костюмов. Он мог целый день проходить в черкесском или казачьем платье, а на бал-маскарад вырядиться китайцем или сарацином, поэтому платье Майтрейи его тоже заинтересовало.

— Так и есть, ваше величество, — вновь поклонившись, подала голос виконтесса. — Но мы приобрели его здесь, в Петербурге, в английском магазине, нарочно для бала.

— Оно наверняка принадлежало когда-то женщине из царского рода, — авторитетно предположил император.

Майтрейи разглядывали как живую куклу, а она от волнения потеряла дар речи. Ее грудь, стиснутая вышитым шелком, бурно вздымалась, щеки алели ярче сари. Она заметно вздрагивала.

— Не волнуйтесь так, душечка. — Александра Федоровна нежно пожала обе руки девушки и приветливо улыбнулась. — Мы вас не обидим! У нас тут все по-домашнему… У вашей воспитанницы, дорогая виконтесса, — обратилась она к Элен де Гранси, — лицо древнего божества. Она как будто сошла с фрески храма, затерянного в джунглях…

— И впрямь, такую красоту не купишь ни в одном английском магазине, — пошутил Николай.

Елена была тронута и удивлена столь теплым приемом. Супруги, признанные самой красивой венценосной парой в Европе, наперебой расточали комплименты незнакомой девушке, дебютантке бала. О подобной простоте обращения виконтесса никогда не слышала и привыкла полагать, исходя из собственного опыта: чем ближе к трону, тем черствее сердца.

— Однако же, дорогая моя, — вдруг спохватилась императрица, — в этом платье вы не сможете танцевать ни вальса, ни мазурки!

— Мне будет приятно смотреть, как танцуют другие, ваше величество, — наконец вымолвила Майтрейи, поборовшая свою застенчивость.

— О, нет! — покачала головой Александра Федоровна. — Мы не можем вам этого позволить. Вы в России, милочка, а здесь не принято, чтобы молодые красивые барышни сидели в сторонке во время танцев, как старушки! Пойдемте со мной, я вам подарю одно из своих платьев!

Императрица поднялась со стула, взяла девушку за руку и повела в другую комнату.

Тем временем Николай Павлович предложил виконтессе кресло, и сам уселся напротив. Бенкендорф встал за спиной Элен, не пропуская ни единого слова. Допрос начался.

— Когда вы обвенчались с виконтом де Гранси? — поинтересовался император.

Елена назвала точную дату.

— Вы ведь русская аристократка, не так ли? — продолжал строго спрашивать государь. — Приняли католичество?

— Нет, ваше величество. Я осталась православной христианкой, хотя иногда и посещаю салон мадам Свечиной. — Фраза была заготовлена Еленой заранее и произвела на Николая и на шефа жандармов должный эффект. Император остался доволен тем, что русская графиня не изменила своей вере. Всем было известно, как он суров к «перебежчикам». Взгляд его тут же смягчился, на губах наметилась тень улыбки. Бенкендорф же, услышав об известном парижском салоне, служившем ареной шпионских игр, подмигнул Никсу с самодовольной усмешкой.

— С кем же вы там встречаетесь, у мадам Свечиной, если не секрет? — осведомился Николай Павлович.

— Могут ли у меня быть секреты от вашего величества? — с отменно разыгранным смирением отвечала виконтесса. — Я часто вижусь с моей лучшей подругой Софи де Сегюр, дочерью покойного графа Ростопчина. Мы с нею дружим с детства…

Потом император стал расспрашивать о последних днях Армана де Гранси и не удержался, чтобы не задать Елене вопрос, который недавно обсуждал с Бенкендорфом:

— Отчего же виконт скрыл от нас с матушкой свой брак? Эта таинственность непонятна, если не сказать обидна для его старых друзей.

Виконтесса ответила не вдруг. Собравшись с мыслями, еще раз взвесив «за» и «против», она решилась быть откровенной с императором, несмотря на присутствие Бенкендорфа, чье безмолвное внимание леденило ее низко декольтированную спину.

— Дело в том, что наш брак с виконтом осуществился в необычных обстоятельствах и не носил характера супружеского союза, — призналась она. — Тяжело заболев, будучи при смерти, мой покровитель вознамерился составить завещание. Близких родственников у него не осталось, а на руках находились две воспитанницы, обе сироты. Я, потерявшая родителей во время Войны двенадцатого года, и дочь магараджи Симхена, на глазах у которой убили отца и мать. Виконт опасался за нас и заключил со мной брак затем лишь, чтобы мы с Майтрейи были обеспечены после его смерти и имели определенный статус в обществе. Арман де Гранси относился ко мне как к дочери, а я к нему как к отцу…

— Так ваша воспитанница на самом деле индианка, а вовсе не Маргарита Назэр? — насторожился император.

— Да, это так, ваше величество, — подтвердила Елена. — Я не могла везти Майтрейи через всю Европу под ее настоящим именем, потому что девушку до сих пор могут преследовать люди с ее родины…

— С какой целью? — не удержавшись, вмешался в разговор шеф жандармов.

— С целью убийства, — полуобернувшись, ответила ему Элен де Гранси. — Майтрейи — принцесса, наследница престола, незаконно захваченного какими-то проходимцами при поддержке англичан. Я плохо разбираюсь в политике, а в колониальных интригах того хуже, — призналась она. — Но опасность не вымышлена, за это я ручаюсь. Уже были предприняты две попытки разыскать Майтрейи. Виконт все эти годы скрывал ее от мира, не вывозил в свет и наказывал мне в дальнейшем держать девушку взаперти…

— Бедное дитя! — воскликнул растроганный и глубоко заинтересованный историей Николай.

— Вот поэтому я и привезла ее в Россию, — неожиданно свернула на нужную ей колею виконтесса, — в надежде, что девушка обретет покровительство и защиту вашего величества, получив возможность жить полнокровно и счастливо, не скрываясь более.

— Могу вас заверить, что здесь, в России, воспитаннице виконта де Гранси ничто не будет угрожать, — пообещал император и кивнул Бенкендорфу: — Так, Александр Христофорович?

— Разумеется, ваше величество, — тотчас откликнулся шеф жандармов. — Девушка будет здесь в полной безопасности.

Елена знала: это не пустые слова. Она слышала от Алларзона, что, когда император Николай живет в Петербурге, он ежедневно прогуливается в десять часов вечера по Невскому. Совершенно один, без охраны. Выходит на прогулку в простой, не бросающейся в глаза одежде и смешивается с праздношатающейся толпой. Его чаще всего не узнают. А те, кто узнает, кланяются, снимают шапки. Иные специально высматривают государя, чтобы обратиться к нему с просьбой или жалобой. Алларзон сам однажды увидал императора в толпе. В тот вечер моросил дождь, Николай кутался в широкий серый плащ, прикрывая нижнюю часть лица, а в руке держал зонт. «Я был поражен, словно молнией! — вспоминал опытный сыщик. — Ведь совсем недавно имел место дворянский бунт, и бунтовщики замышляли убийство царя! Русский император не производит впечатления легкомысленного человека, но ведет себя в этой ситуации попросту странно!» Поразмыслив, Алларзон резонно предположил, что в соответствующие моменты Невский наводнен шпиками Бенкендорфа, которые неотступно следят за каждым шагом переодетого государя.