Гэри Дженнингс - Хищник. Том 1. Воин без имени

Я бросил поводья Дайле и велел ему присмотреть за тем, как наши люди располагаются во дворе. Когда мы с Амаламеной направились к дому, она посмотрела на меня удивленно и сказала:

— Я предупреждала, что тебе могут оказать здесь не слишком-то теплый прием. Но ты, по крайней мере, добился того, что нас примут. Думаю, ты правильно сделал, что отдавал приказы этому человеку как настоящий острогот.

— Thags izvis, — ответил я и проворчал: — Боюсь, я все же поступил не совсем так, как нужно. Раз я являюсь королевским маршалом, то мне следовало вручить верительные грамоты.

— Помнишь, что писал Аристотель? — спросила принцесса. — Красота человека является лучшей рекомендацией, чем верительное письмо. И не надо фыркать, Торн. Ты и впрямь красив. — Она рассмеялась, но не надо мной. — Вспомни также, что рассказывают об этих греках — сколь многие из них испытывают слабость к красивым мужчинам.

Мне не очень-то понравилось, что Амаламена снова подсмеивается надо мной и считает меня мужчиной, который привлекает других мужчин. Тем не менее высказывание Аристотеля заставило меня призадуматься.

Oikonómos не преувеличивал, расписывая удобства дома для гостей, а также красоту и почтительность рабынь-хазарок. Принцесса со Сванильдой и я вместе со своими лучниками сразу же направились в купальни — не знаю, как прислуживали женщинам, но нас, мужчин, не только со сладострастием раздели, умастили маслом, как следует выкупали, высушили и напудрили, но и одарили такими вздохами, подрагиванием век и незаметными ласками, что не осталось никаких сомнений в том, что подозрения Амаламены справедливы. Хазарки желали обслужить нас и иным способом. Конечно же, я не сомневался, что мои телохранители позднее воспользовались услугами рабынь, а вот я — нет. Боюсь, я слишком долго пробыл рядом с бледной «Луной Амалов». Темноволосые и смуглые хазарские девушки не привлекали меня. Кроме того, я был твердо уверен, что все они являлись katáskopoi, и мне не хотелось, чтобы Миросу и Зенону доложили о моей чувственности, похоти, стыдливости или еще о чем-нибудь столь же интимном.

Я вышел из терм, завернувшись в полотенце, и обнаружил врача Алектора, который ждал меня. Это был человек с крючковатым носом и седой бородой, смотревший столь проницательно, словно мог увидеть, что у меня под полотенцем, и я поневоле смутился. Однако меня радовало, что Мирос подчинился по крайней мере одному моему приказу. Алектор пользовался привилегией носить бороду: это указывало на то, что он является мудрецом, из чего я заключил, что он на самом деле выдающийся врач.

— Ты и есть presbeutés Торн? — спросил он. — Кто болен, ты?

— Oukh, лекарь Алектор, — ответил я. — Твоей пациенткой будет моя благородная попутчица, принцесса Амаламена. Могу я довериться тебе?

Он выпрямился и посмотрел на меня сверху вниз:

— Я грек с острова Кос. Так же как и Гиппократ.

— Тогда прими мои извинения, — сказал я. — На самом деле положение так серьезно, что я даже не знаю, как сказать тебе об этом.

И я по секрету сообщил ему все, что мне поведал о недуге Амаламены лекарь Фритила; iatrós молча кивал и теребил бороду, я дал ему кое-какие указания, а затем проводил в женские покои. Он отправился туда, а я вернулся в apodyterium терм, чтобы одеться в удобную домашнюю одежду. После этого я просто обошел дом, от души восхищаясь нашим жилищем.

Все полы были выложены изысканной мозаикой, а некоторые стены были отделаны еще более совершенной мозаикой из стекла. Другие стены были украшены портьерами с изображениями морских сражений, любовников, флиртующих в беседке, сценами из языческих мифов или истории христианства. Там было и множество других произведений искусства: статуи большие и маленькие (статуи тут были повсюду), некоторые изображали исторических личностей, но в большинстве своем это были фигуры богов, героев, сатиров и нимф.

Хотя именно император Константин сделал христианство государственной религией Римской империи, его собственная столица, носящая его имя, не имела своего ангела-хранителя, а только охраняющее ее божество, языческую богиню Тюхе [254] От греч. Tykhe — судьба, случай, удача. , так греки называют Фортуну. Таким образом, изображавшие ее статуи были в городе повсюду, несколько таких фигур имелось и в нашем xenodokheíon. Они были слегка изменены на христианский манер: на лбу у каждой богини был прикреплен крест. Было и еще одно новшество, которое понравилось мне гораздо больше. Прежде греки представляли Тюхе уродливой, толстой и краснолицей старухой. Однако по приказу Константина еще при его жизни эту богиню стала олицетворять красивая и цветущая юная дева.

Я осматривал подарки, которые Зенон прислал для Теодориха, — преимущественно драгоценные камни, рулоны прекрасного шелка и другие вещи, которые можно легко перевозить, — когда ко мне вдруг буквально влетела Амаламена, лицо ее непривычно раскраснелось. Она была рассержена и не скрывала этого.

— Как это ты осмелился отправить ко мне лекаря? — спросила она. — Я не просила тебя заботиться о моем здоровье.

— Я сам возложил на себя ответственность за твою безопасность, принцесса, а стало быть, меня не может не волновать и твое здоровье. — Немного помолчав, я добавил: — Я счастлив, что такая забота оказалась излишней. Iatrós только что ушел, не сказав мне ни слова. — Я не обманывал принцессу, хотя и не признался ей, что велел ему поступить именно так.

— Я могла бы и сама сказать тебе, что чувствую себя хорошо. — Принцесса, похоже, слегка успокоилась; я готов был побиться об заклад, что она тоже приказала iatrós ничего мне не говорить. Затем Амаламена продолжила беззаботно: — Как раз сейчас я испытываю голод, что является признаком здоровья.

— Прекрасно. Тебя покормят, — так же беззаботно ответил я. — Повар заверил меня, что сможет накормить также всех наших людей во дворе. И я рад сообщить, что все местные слуги чрезвычайно тучные, что свидетельствует о том, что их вкусно и обильно кормят. Столовый зал вон там, принцесса. Позволь мне пойти и посмотреть, как устроились наши люди, а затем я присоединюсь к тебе за трапезой.

Iatrós, как ему было приказано, ждал меня, укрывшись во дворе, он тут же сказал мне, отнюдь не радостно:

— Если принцесса желает умереть дома, где бы он ни был, тебе следует, не теряя времени, доставить ее туда.

Я вздрогнул.

— Она так скоро умрет?

— Scirrhus уже разъела брыжейки, плоть и кожу. Теперь это открытая уродливая апостема, не сомневаюсь, что совсем скоро она превратиться в смертельную karkínos [255] Рак ( греч. ). .

— Принцесса испытывает боли?

— Уверяет, что нет. Но она лжет. А если даже еще и нет, то ее муки скоро начнутся. Ты сказал, что привез с собой мандрагору. Если хочешь, я велю здешним поварам потихоньку добавлять ее в пищу, так что принцесса ни о чем не узнает.