Маргарита Свидерская - Радуга Над Теокалли

— Эй, женщины! Госпоже плохо, уложите ее на носилки!

— Это мои люди. Я сама отдам им приказание! — прошипела змеей Иш-Чель, меча молнии в сторону жениха.

Последней каплей, истощившей терпение Кинич-Ахава, были эти слова. До сих пор он пытался обратить в шутку неудачную беседу о будущем супружестве. По началу он не мог понять, как дочь правителя не понимает, что с ее желанием быть единственной, никто не будет считаться не из легкомысленных побуждений, а потому что так надо. Получив отпор, отказ, затем ссору, он впервые увидел, что Иш-Чель, при случае, может воспользоваться любым своим правом, а особенно правом голоса. Воистину, майя слишком много дают прав своим женщинам! Но ситуацию необходимо брать под контроль:

— Послушай, Иш-Чель, ты — женщина, я — мужчина, и приказы теперь буду отдавать я! — он больно сжал запястье ее руки. На красивом лице девушки появилось не выражение боли, а твердая решимость ему противоречить. Он, скрывая свой испуг, подумал, что же ему еще ждать от этой совершенно незнакомой Иш-Чель. Ждать не пришлось, гнев прорвался наружу:

— Стража! Мы возвращаемся домой и смотрите, чтобы Кинич-Ахава и близко не подходил к моим носилкам!.. Хотя… не так! Кинич-Ахава отправляется к себе домой, а мы отправляемся на Косумель!

— Женщины, я сказал вам, что вашей госпоже плохо и ее надо уложить в носилки!

К несчастью Иш-Чель, приближенные боялись ее меньше, чем Кинич-Ахава. Он, в качестве выкупа за невесту, нес службу роду Кокомо и занимал положение начальника охраны у дочери правителя. Это было удобно для молодых людей, которые могли перед свадьбой находиться много времени вместе и лучше узнать друг друга. Теперь это удобство сыграло с Иш-Чель злую шутку — естественно, слуги бросились выполнять указание начальника стражи, а не ее. Вся челядь Иш-Чель. Не обращая внимания на сопротивление госпожи, рабыни заботливо и осторожно подхватили Иш-Чель, и уложили ее в носилки. Тем временем Кинич-Ахава получил доклад от помощника жреца, что им удалось купить рабыню, которая почти соответствует вкусам богини Иш-Чель. Оставалось только следовать к храму.

Руководя караваном паломников, Кинич-Ахава старательно избегал попадаться на глаза Иш-Чель. Он решил дать ей время остыть и одуматься. Гордость его была задета, он слишком хорошо был воспитан и знал с детских лет, что на нем лежит миссия стать хорошим правителем, отцом своему народу. Он к этому готовился, изучая премудрости правления, наблюдая за своим отцом, приезжая в Майяпан к родственникам. Собственно, все его время было поделено на занятия военным искусством и изучением государственного строя, а время, что оставалось, доставалось невесте. Естественно он считал, что жена правителя должна была стать ему верной подругой, послушной, уравновешенной, и самое главное, выдерженной женщиной. Сегодняшнее происшествие показало, как мало он знал свою избранницу.

Его отсутствие устраивало Иш-Чель, которая решила сосредоточить свое внимание на предстоящем празднике. Но мысли о женихе не давали покоя и продолжали мелькать в голове. Иш-Чель понимала, что в их отношениях появилась трещина только из-за ее наивного желания быть единственной женой. С одной стороны она понимала, что он имеет на это право, а вот с другой, смириться с этим не могла. Она выросла в семье, где было четырнадцать братьев от трех жен. Женщины никогда не ладили между собой. Братья всегда все споры решали только дракой до крови. Такая же враждебность была и в отношениях ее отца с его младшими братьями. В их роду, в их семье каждый стремился к власти.

Они были Кокомо — постоянно враждующим семейством, считающим смыслом своей жизни войну и власть, готовыми проливать реки крови и своей и чужой. Это было нормальным явлением. Так жили все, но ей мечталось совсем о другом. Невестой она могла позволить себе любой каприз — в семье ее баловали, а вот женой, похоже, слова сказать не дадут. Это ее не устраивало. Но любовь шептала, что у нее все будет хорошо, не так как у других… И Иш-Чель решила немного успокоиться, а потом снова посетить свой мир, где надеялась получить, как всегда ответ…

Кинич-Ахава переживал их ссору, с одной стороны он не сказал ничего, чтобы противоречило общественной морали. С другой стороны, получить в жены непокорную женщину, эгоистку и ревнивицу — просто глупость, которую нужно пока не поздно, не совершать. Но тут ему вспомнился кроткий тон Иш-Чель, ее уступчивость, деликатность… В конце концов, она знала, что он пользовался услугами рабынь и наложниц, и никогда не устраивала сцен ревности. А все потому, что ни одна из женщин не могла завладеть его вниманием больше, чем Иш-Чель. Похоже, что у невесты действительно просто плохое самочувствие, и она расстроена пропажей рабыни. Но пройдет праздник, жертва будет принесена и у них все будет хорошо. Иш-Чель всегда интуитивно чувствовала его, дарила ему безграничную любовь, отдавала себя всю без остатка, а, следовательно, у них есть будущее.

Праздник на Косумели начинался с облачения в белоснежные тончайшие одежды рабыни. Прислужницы Иш-Чель одевали на девушку изумительной красоты ожерелья, серьги, браслеты — ее в эти часы считали богиней, сошедшей на землю. Не забывали о своей работе жрецы — они поили девушку, добавляя в напиток опьяняющее и дурманящее снадобье. Отчего будущая жертва начинала весело смеяться, явно не отдавая отчет, что ее ждет. В определенное время все затянули унылую песню. Ритуальные дудки подхватили жалобный мотив, который бередил душу. Все двинулись к храму. Теокалли стояло на высоком холме, вокруг которого змейкой вилась мощеная дорожка.

Ищ-Чель, испытывая недовольство, шла в процессии за носилками с жертвой, спокойно воспринимая визг свирелей и грохот барабанов. Жрецы подносили всем дурманящий напиток в маленьких, всего на глоток, глиняных плошках. Разогретые напитком паломники начинали петь все громче и громче, простирая руки к небу, где всходила яркая полная луна. Вскоре основная масса уже выкрикивала почти бессвязные слова: кто молитвы, кто свои просьбы. Небо стало почти бездонно черным, когда к звездам взметнулось пламя факелов. Причудливые тени искажали лица паломников, превращая их в изуродованные от беспамятства маски, с искривленными от крика ртами и горящими безумным огнем фанатичными глазами, в которых отражался большой костер на теокалли.

Перед Иш-Чель возник один из жрецов с напитком. Сначала она хотела оттолкнуть протянутую руку с глиняной плошкой, но желание получить расслабление и полностью раствориться в празднике пересилило. Она поняла, что в этот раз без напитка она не сможет войти в транс и услышать слова богини. Одним жадным глотком плошка была осушена, и девушка сразу же ощутила, как прозрачная жидкость охлаждающей влагой проникает в каждую напряженную клеточку тела, действуя поначалу успокаивающе, а затем пробуждая бурную жажду к веселью. Ей было известно, что еще несколько мгновений и плохое настроение уйдет, а вместо него обрушится пьянящая волна восторга и радости предвкушения от скорой встречи с богиней-покровительницей. Эта волна позволит ей увидеть праздник таким, каким она знала его с детских лет.