Юрий Никитин - Князь Рус

Он с трудом отклеился от стены, побрел через ночной двор, зачерпывая в обувь грязную воду. Конь вздрагивал под струями воды, прядал ушами. Вениамин не помнил, как взобрался в седло, повернул коня. Тот вздохнул, едва не заплакал, но хозяин упорно тыкал пятками под бока, и конь послушно потрусил сквозь стену ливня.

Берег раскис еще больше. Потоки воды сбегали в реку, несли мусор, ветки, щепки, мелкие камешки, размывали берег. Конь дрожал как заяц, Вениамин безжалостно вогнал его в темную воду. Их подхватило уже через два шага, понесло. Он оказался в темном ледяном ужасе, рядом отчаянно бил по воде копытами конь, брызги и волны с силой били сбоку, а сверху падали струи злой холодной воды.

Вениамин выплевывал воду, она заполняла грудь, он отяжелел, руки ослабели. Конь тянул в ночь к тому берегу, такому же чужому. Пальцы свело, он понял, что это их затянул повод, попытался высвободить руку, не смог. Лицо кривилось, он с удивлением понял, что плачет среди реки, плачет, уже утопая, а в ушах звенит страшный проклинающий голос.

Впереди вырастал берег, конь тянул из последних сил, но в черепе всплыло беспощадное: мать меня прокляла, любимая отвергла. Зачем барахтается из последних сил?.. Зачем жить?

Все же тело боролось, руки загребали воду, наконец ноги коснулись дна, снова потеряли, потом он задел дно снова, снова… Однако течение несло его вдоль берега стремительно, пологий сменился крутым, обрывистым.

Он вскинул руки, пальцы ухватили свисающие корни деревьев. На миг повис, но корни оборвались, он рухнул со страшным плеском, поднялась туча брызг. В раскрытый в усилии рот хлынула грязная холодная вода. Он закашлялся, вода хлынула еще. Сознанием завладел ужас, руки за что-то хватались, и он скрылся под поверхностью, где еще некоторое время пытался грести, хвататься, отталкиваться ногами.

Алый Цвет очнулась от сна, как от толчка. Ей показалось, что холодная грязная вода увлекает ее в пучину, ей страшно и одиноко, у нее нет сил бороться, она сейчас умрет… Вскрикнула, поднялась на постели, глаза дикие, зрачки расширенные спросонья, как у обезумевшей:

– Боги!.. Такой страшный сон!

В щель между ставнями просачивался серый рассвет. Дождь прекратился, светлеющее небо от туч очистилось, крупная луна бледнела, готовилась тихо исчезнуть при первых же лучах солнца.

С полатей свесилась голова Троянды.

– Что тебе, доченька?

В голосе матери звучала глубокая любовь. Алый Цвет торопливо сказала трепещущим, как пламя светильника, голосом:

– Привиделось, что Вениамин в эту страшную ночь переплыл реку и стучал к нам!.. О боги!

– Что, что ты так взволновалась?

– Привиделось еще, что ты прогнала его!.. А я… я была нема и безмолвна как рыба.

Троянда помолчала, видно было, как не хочется говорить, наконец пробурчала ласково:

– Спи, еще далеко до рассвета. Спи, мое солнышко… Он в самом деле был, этот грязный иудей. Я погнала его прочь.

Алый Цвет похолодела, будто прямо из теплой постели очутилась нагая посреди холодной заснеженной степи. Непослушные ноги с трудом понесли ее к выходу. В спину что-то вскрикнула мать, сперва ласково-требовательное, потом с угрозой, криком. Засов долго не поддавался, наконец выбралась на крыльцо.

Воздух был сырой и промозглый, хотя небо очистилось. Везде стояли широкие лужи. Она вскрикнула, увидев глубокие следы, заполненные водой. И поняла, кто долго ходил вокруг дома, стучал, просил впустить, звал ее, надеялся, недоумевал, отчаивался…

– Мама, – прошептала она, – как ты могла…

Она вышла, не чуя под собой ног. Воздух был холодный и чистый. Все расплывалось перед ней, словно струи дождя бежали по лицу, только капли были горькие и соленые, обжигали губы.

Вдали у костра стоял, опершись на копье, рослый воин в роговом доспехе. Увидев ее, приветливо взмахнул рукой, широкое лицо расплылось в улыбке.

Ничего не видя перед собой, она прошла к реке, угадывая путь, по которому он шел. Земля раскисла и скользила под ногами. Река неслась почти вровень с берегами, вода была темной от грязи, мусора.

– Боги, дайте мне силы, – прошептала она.

Ледяная вода ожгла босые ноги. Когда же поднялась до колен, она перестала чувствовать холод, только боролась с быстрым течением. Дно уходило из-под ног, ее влекло в глубину, она услышала далеко на берегу предостерегающий вскрик.

– Не помешаете, – сказала она сквозь зубы. – Вениамин, я иду к тебе!

Она сделала еще шаг, вода сбила с ног. Уже падая, Алый Цвет устремилась к глубине, и когда темная вода сомкнулась над головой, она увидела Вениамина. Бледный, с робкой улыбкой, он протягивал к ней руки. Она вскрикнула, выдохнула остатки воздуха и устремилась к нему в глубину.

Должна была погибнуть, утонуть, она это знала, верила, но жизненных сил в ней оказалось слишком много, она захлебывалась, глотала воду, тонула, снова всплывала, и так, сражаясь в полубессознательном состоянии, она внезапно ощутила под ногами дно. Кашляя, выплевывая воду, она упорно двигалась вперед, тело внезапно отяжелело, и она поняла, что уже выходит из воды на другой берег.

– Я не хочу, – промычала она глухо. – Вениамин… Где ты?

На подкашивающихся ногах она шла вдоль берега по щиколотку в воде. Грязные струи омывали ноги, с нее текло в три ручья. Внезапно впереди увидела очертания человеческой фигуры. Человек лежал, наполовину выбравшись на берег, ноги его оставались в воде.

– Вениамин!

С нечеловеческим криком она кинулась вперед. Ноги подкашивались, увязали в мокрой земле. Упала на колени, ее руки жадно ухватили утопленника за плечо. Он перевернулся на спину. На нее смотрело мертвое лицо Вениамина. Глаза были раскрыты, по щеке ползла многоножка. Губы распухли, разбитые то ли корягой, то ли конскими копытами.

Она бережно смахнула насекомое, тихо легла рядом, обняла. Все чувства ушли, остались только тихая печаль и грусть. Больше не нужно никуда спешить, торопиться, что-то делать.

– Любимый мой, – прошептала она нежно. – Мы не успели стать мужем и женой. Позволь же лежать рядом с тобой хотя бы как сестре…

Она прижалась к нему, уже не чувствуя леденящего холода. На сердце становилось все спокойнее, а тихая печаль медленно растворялась, растворялась, как сырой туман в лучах восходящего солнца, потом солнце внезапно вспыхнуло ярко-ярко, выжгло все тени, и мир заблистал грозным огнем.

Рус в сопровождении Совы и Буськи ехал к граду, когда заметил на берегу столпившихся воинов. Буська без наказа сорвался туда вихрем, а когда вернулся, глаза были красные как у карасика, а напухшие губы дрожали.

Рус и Сова переглянулись, кони послушно перешли на рысь. Воины расступились. У самой воды лежали двое. Молодой парень и девушка, но лиц не видать – длинные золотые волосы девушки закрывали как покрывалом из солнечных лучей. Обнаженные руки девушки обхватили парня, она прижалась к нему всем телом, молодым и гибким, замерла. В их объятии было отчаяние, но также и странный покой.