Елена Первушина - Фавориты императорского двора. От Василия Голицына до Матильды Кшесинской

Наступил торжественный момент, императрица повела невесту в ее апартаменты. Их сопровождали герцогиня Курляндская, две русские придворные дамы и жены тех иностранных министров, Дворы которых были родственны принцу. Среди них и Джейн Рондо, она пишет: «Когда мы пришли в апартаменты невесты, императрица пожелала, чтобы герцогиня и я раздели невесту; мы облачили ее в белую атласную ночную сорочку, отделанную тонкими брюссельскими кружевами, и затем нас послали за принцем. Он вошел с одним лишь герцогом Курляндским, одетый в домашний халат. Как только принц появился, императрица поцеловала обоих новобрачных и, простившись с ними самым нежным образом, отправилась в своей карете в Летний дворец и приказала обер-гофмаршалу проводить меня домой, так как все общество разъехалось, когда она увела невесту. Я добралась до дома около трех часов утра, едва живая от усталости. Все дамы были в робронах, и, хотя дело было в июле, когда тяжелые одежды доставляют много неудобств, богатство каждого наряда невозможно вообразить».

На следующий день новобрачные ездили обедать с императрицей в Летний дворец. «После обеда она приехала с ними в Зимний дворец, куда снова были приглашены все, бывшие на свадьбе; теперь они появились в новых, не в тех, что накануне, нарядах, — продолжает свой рассказ Джейн Рондо. — На новобрачной было платье с выпуклыми золотыми цветами по золотому полю, отделанное коричневой бахромой; на новобрачном — камзол из той же ткани. В большом зале состоялся бал и ужин для всего общества. Императрица, молодые, принцесса Елизавета и семейство герцога Курляндского сели за стол, но так как императрица никогда не ужинает, она постоянно переходила с места на место и разговаривала со всеми со своей обычной приветливостью.

Ужин был великолепный, и в зале был устроен фонтан, который все время бил, так что можно было подумать, будто он всегда здесь находился.

Четверг был днем отдыха, ибо ее величество сочла, что ей, как и всем остальным, это необходимо. В пятницу после обеда был маскарад. Составились четыре так называемые кадрили из двенадцати дам каждая, не считая ведущего каждой кадрили. Первую кадриль вели новобрачные, одетые в оранжевые домино, маленькие шапочки того же цвета с серебряными кокардами; маленькие круглые жесткие плоеные воротники, отделанные кружевами, были завязаны лентами того же цвета. Все их двенадцать пар были одеты так же; среди них находились все иностранные министры со своими женами — представители государей, связанных родственными узами либо с принцем, либо с принцессой. Вторую кадриль вели принцесса Елизавета и принц Петр, в зеленых домино и с золотыми кокардами; все их двенадцать пар были одеты так же. Третью кадриль возглавляли герцогиня Курляндская и граф Салтыков (родственник императрицы) в голубых домино и с розовыми с серебром кокардами. Четвертую кадриль вели дочь и младший сын герцогини, в розовых домино и с зелеными с серебром кокардами.

Все остальное общество было в костюмах, какие кто придумал. Ужин был подан в длинной галерее только участникам четырех кадрилей. Вокруг стола стояли скамейки, украшенные так, что выглядели подобно лугу; стол был устроен так же. И стол, и скамейки были покрыты мхом с воткнутыми в него цветами, как будто росли из него. И сам ужин, хотя и совершенно великолепный, подавался так, что все выглядело словно на сельском празднике. Императрица прохаживалась весь вечер без маски.

В субботу ее величество и все общество обедали в апартаментах молодых, с церемонией прислуживания за столом, что, по обычаю этой страны, должны делать новобрачные. После обеда в дворцовом театре давали оперу.

В воскресенье был маскарад в саду Летнего дворца, очень красиво иллюминированного, и фейерверк на реке, протекающей у сада. Каждый был одет в наряд по собственному вкусу; некоторые — очень красиво, другие — очень богато. Так закончилась эта великолепная свадьба, от которой я еще не отдохнула, а что еще хуже, все эти рауты были устроены для того, чтобы соединить вместе двух людей, которые, как мне кажется, от всего сердца ненавидят друг друга; по крайней мере, думается, это можно с уверенностью сказать в отношении принцессы: она обнаруживала весьма явно на протяжении всей недели празднеств и продолжает выказывать принцу полное презрение, когда находится не на глазах императрицы».

То, ради чего все затевалось, случилось довольно быстро: принцесса забеременела и 12 (23) августа 1740 года родила сына, которого назвали в честь прадеда Иоанном. Теперь Анна Иоанновна могла умереть спокойно — права старшей ветви Романовых на трон были обеспечены.

И она действительно умерла: скончалась то ли от почечной колики, то ли от инсульта 17 (28) октября 1740 года. Но на смертном одре Анне нужно было решить еще один важный вопрос: кто будет регентом при младенце-наследнике. Императрица указала на Бирона.

Став регентом, Бирон узнает о заговоре в Семеновском полку, шеф которого — Антон Ульрих. Офицеры этого полка поддерживали герцога и именно его хотели видеть регентом. Бирон вызвал герцога и сурово отчитал его. Анна Леопольдовна почувствовала себя оскорбленной, ее супруга распекает какой-то низкородный курляндский шляхтич!

И тут юные супруги удивили всех, им удалось договориться с Минихом, который редко раздумывал перед тем, «как ввязаться в драку», и через две недели после коронации младенца гвардейцы, возглавляемые фельдмаршалом, арестовали Бирона и отправили его в ссылку в Сибирь. Новым регентом объявили Анну Леопольдовну, мать императора, Антон Ульрих становится генералиссимусом, а Миних — кабинет-министром.

Относительно Анны Леопольдовны существуют две точки зрения. Одни историки уверены, что она не интересовалась государственными делами и из глупой и легкомысленной принцессы превратилась в глупую легкомысленную регентшу.

Кстати, в то же время в Россию снова приезжает из Саксонии граф Линар, и в апреле 1741 года немецкий посланник Мардефельд пишет: «Граф Линар намедни изобразил искусственный обморок, играя с великой княгиней; он идет вперед, так что об нем уже поговаривают в народе. Собственно, ничего между ними не было, они никогда не оставались одни. Как кажется, и фаворитка, и фельдмаршал покровительствуют этой интриге», но через несколько недель Мардефельд снова возвращается к этой теме: «Граф Линар не пропускает случая доказать великой княгине, как он безумно влюблен в нее. Она выносит это без признаков неудовольствия… Он нанял дом близ царского сада, и с тех пор великая княгиня регентша, против своего обыкновения, стала очень часто прогуливаться». Но Линар тут же сватается к фрейлине Анны Леопольдовны Юлиане Менгден (сторонники той версии, что он уже стал любовником Анны Леопольдовны, говорят, что помолвка была «для отвода глаз» или вовсе намекали на ménage à trois). Жених вскоре отправляется в Дрезден, чтобы подготовить все дела для свадьбы и вступления в русскую службу.