Вильгельм Йозеф Блос - История французской революции. От первых дней до Директории [litres]

С 10 августа в Париже появилась новая власть. На место низложенного короля законодательное собрание хотело поставить себя в качестве исполнительной власти. Оно отставило от должности министров и назначило новое правительство под именем исполнительного совета. Министры, уволенные королем в отставку, были вновь призваны к власти: Ролан получил министерство внутренних дел, Клавьер – министерство финансов, а Сервзи – военное. Министерство иностранных дел досталось тоже жирондисту – Лебрену, морское – Мошку, которому помогли здесь его математические познания. Однако жирондисты хотели уделить место и деятелям 10 августа, поэтому Дантон получил министерство юстиции. Этот выбор определил собой характер нового правительства, потому что Дантон, опиравшийся на революционные народные массы, скоро подчинил себе всех остальных министров, опиравшихся только на собрание. Дантон оказался на высоте своей исторической роли. Этот молодой человек, не имевший никакого значения, пока он был адвокатом, неожиданно обнаружил гений и уменье настоящего государственного человека. Средства его были грубы и речь его соответствовала им. Но из такого острого кризиса можно было спасти Францию только при помощи той ужасной, ни перед чем не останавливающейся анергии, которою он обладал. За время с 10 августа до открытия национального конвента он стоял во главе Франции: этот период французской революции носит его имя. Его кратковременная, могучая и кровавая диктатура открыла новый период – период борьбы Французской республики с феодально-монархической Европой. Как бы ни судить о средствах Дантона – его необузданной и прямолинейной политике нельзя отказать в значении.

Из тех людей, которые через год должны были выступить как представители власти во Франции, многие состояли в муниципалитете, куда они проникли благодаря мощной поддержке Дантона. Некоторые из тех, которые впоследствии хотели низвергнуть Дантона за его умеренность, в этот момент с ужасом смотрели на его решительные и прямолинейные меры. Секции в ночь с 9 на 10 августа отняли мандаты у своих представителей в муниципалитете и вместо монархистов выбрали решительных республиканцев. Петион остался мэром, а Манюэль – прокуратором коммуны. Начальствование над национальной гвардией получил Сантерр. В общинном совете можно было видеть Робеспьера, который здесь стал произносить свои блестящие речи; враги его утверждали, что во время боя 10 августа он спрятался в погреб. Он не мог еще понять всей высоты мысли Дантона и ограничивался ролью агитатора в то время, когда тот выступил уже государственным деятелем. Кроме того, на общинном совете заседали: Камилл Демулен, Дуве, Талльян, молодой экзальтированный журналист поэт Иосиф Шенье, автор знаменитой «Chant du Depart» Бильо-Варенн, мрачный, непреклонный и неумолимый профессор из Ла-Рошели, бывший артист Колло д’Эрбуа, хотевший отомстить осмеявшей его публике, и поэт Фабр д’Эглантин, друг Дантона. На место Дантона товарищем прокуратора был избран Шометт, бывший литератор и очень способный человек, ставший впоследствии одним из руководителей коммуны.

Этот общинный совет пользовался широким влиянием, потому что население предместий относилось к нему с доверием и потому что через Дантона он господствовал в кабинете министров. Таким образом, он оказался самостоятельной властью, во главе которой фактически стоял Дантон.

Марат тоже выступил теперь на сцену. Его свободе уже ничто не угрожало. Он положил конец своему подпольному существованию и еще вечером 10 августа расклеил воззвание с требованием решительнейших мер. Марат не был в числе членов коммуны, он был только одним из вождей той партии, которая сплотилась вокруг нее. Влияние его на коммуну было очень велико, и она предоставила ему ораторскую трибуну в зале ее заседаний. Воспоминание о тех преследованиях, которым подвергался Марат, побудило коммуну уничтожить несколько типографий, в которых печатались реакционные газеты; остальные типографии были предоставлены в распоряжение Марата.

Законодательное собрание объявило теперь действительными те свои декреты, против которых Людовик XVI выступил со своим veto: декреты против эмигрантов, которыми конфисковалось имущество последних и сами они заочно приговаривались к смерти, декрет против священников, уклоняющихся от присяги, и декрет о лагере «объединенных». Затем собрание послало ораторов и комиссаров в армии и провинции. Последние должны были провозгласить там новый порядок вещей, привести всех к присяге на верность свободе и равенству и с помощью народа низложить противодействующих чиновников.

Но эти меры показались коммуне недостаточными. Она видела, что сторонники только что низвергнутого двора тем заносчивее подымают головы, чем ближе пруссаки подходят к Парижу. Следовало опасаться контрреволюции и принять соответственные меры.

Марат всегда был сторонником диктатуры, потому что, по его мнению, революцию можно было пронести только при помощи строгой диктатуры; но он хотел, чтобы над диктатором все-таки тоже был контроль. По мнению, Марата, республика не могла считать себя упрочившейся до тех пор, пока все враги ее тем или иным путем не обезврежены. Это мнение теперь оспаривалось многими из тех, которые впоследствии выступили защитниками его; теперь и Робеспьер был против этого из опасения, что Бриссо станет диктатором. Дантон же тем меньше имел оснований бороться против этого мнения, что он сам в это время действовал, как диктатор. Он вошел и соглашение с Маратом, и они порешили на том, чтобы передать диктатуру вновь образованному общинному совету, как представителю парижского населения; собранию они не доверили бы и не преподнесли бы никогда этой диктатуры. Дантон и Марат лично не были близки друг с другом, но в эти дни они сблизились и даже раз обнялись в ратуше. Приняв диктатуру из рук Дантона, коммуна фактически оказалась в его руках.

Коммуна прежде всего взяла в свои руки ту полицейскую службу, которая до сих пор выполнялась мировыми судьями. Депутация общинного дома принудила законодательное собрание издать закон об общественной безопасности; по этому закону полицейская служба переходила к общинам. Всякая община, насчитывающая более 20 000 жителей, могла дополнить этот закон любыми постановлениями. Парижская коммуна немедленно учредила революционную полицию; члены муниципалитета стали чиновниками общественной безопасности. Затем общинный совет избрал наблюдательный комитет (comité de surveillance), в котором господствовал Марат и который мог издавать приказы об аресте. Этот комитет сразу произвел многочисленные аресты; он приказал арестовать всех, о ком было известно, что они находились или находятся в сношениях с двором. Масса реакционеров заполнила тюрьмы, но среди них были и бывшие демократы Барнав, Дюпор и Шарль Ламет.