Вильгельм Йозеф Блос - История французской революции. От первых дней до Директории [litres]

Командование восставшими было поручено эльзасцу Вестерману, бывшему прусскому унтер-офицеру, находившемуся в дружеских отношениях с Дантоном. Этот талантливый солдат выстраивал свои колонны, как состарившийся в боях генерал. Сантерр колебался, и говорят, что Вестерман даже занес над ним шпагу, чтобы заставить его дать знак Сент-Антуанскому предместью к восстанию.

В это время в городской ратуше тоже произошел революционный акт – прежняя парижская коммуна была низвергнута. Гугенен появился в ратуше во главе секций; мандат коммуны был объявлен истекшим, и была избрана новая коммуна, состоявшая из самых решительных революционеров. Гугенен был назначен президентом; восстание, таким образом, получило во главе одного из своих учреждений должностное лицо, немедленно обнаружившее энергичную деятельность.

В тот момент, когда зазвучал набат, Петион находился в Тюильри, и роялисты хотели задержать его в качестве заложника. Собрание узнало о критическом положении, в котором он находится, и декретом потребовало его к себе. Тогда Петиона выпустили из Тюильри, заставив его предварительно дать письменное приказание новому командиру национальной гвардии, бывшему гвардейскому капитану Манда, в случае насильственного нападения отразить его силой.

Конституционалист Манда взялся за дело вместе с командиром швейцарцев де Майярдоцом. Они имели в своем распоряжении несколько больше 1000 гвардейцев-швейцарцев и несколько батальонов национальной гвардии; относительно последней не было известно, насколько она будет надежна при защите Тюильри. Кроме того, в Тюильри было еще 120 дворян, вооруженных шпагами и пистолетами. Манда сделал все приготовления к упорному сопротивлению.

Гугенен приказал взять мэра Петиона под стражу, чтоб снять с него таким образом всякую ответственность. В пять часов утра Манда потребовали в ратушу. Он сперва не хотел, но департаментский секретарь Редерер, сыгравший в тот день столь удивительную роль, убедил его пойти. Манда пошел. Прибыв в ратушу, он увидел, что там все новые лица, и скоро он нашел среди них своих политических противников. Ему был поставлен вопрос, почему он приготовился к обороне. Он сослался на приказание Петиона, но отказался предъявить его. В то время как его обыскивали, коммуне было представлено составленное приказание батальонным командиром национальной гвардии напасть с тыла на двигающиеся к Тюильри колонны восставших.

Теперь Манда погиб. Гюгенен объявил его арестованным и приказал отвести его в тюрьму аббатства. Говорят, что Гюгенен сделал при этом горизонтальное движение рукой. На лестнице ратуши Манда был убит выстрелом из пистолета.

Отсутствие коменданта вызвало замешательство в Тюильри. Национальиая гвардия, которая должна была помогать при защите двора, была недовольна тем, что она должна сражаться в одних рядах о ненавистными дворянами. Редерер предлагал удалить дворян, но король и королева не хотели согласиться на это.

В пять часов утра король решил сделать смотр своим защитникам, но он совсем не был пригоден для этого: у него был невоинственный и неловкий вид. Только два батальона национальной гвардии из кварталов, населенных крупной буржуазией, обнаружили готовность сражаться за короля; остальные же батальоны открыто выражали свое сочувствие восстанию. Раздавались возгласы: «Да здравствует народ!» и «Долой veto!». Канониры вынимали заряды из пушек.

Бледный и перепуганный вернулся король со смотра. Теперь он видел, что дело его потеряно. Он совещался со своими министрами о том, что ему делать, а в это время член муниципалитета уже явился с известием, что колонны восставших подступили. Они взломали цейхгауз и вооружились. Это были 15 000 человек из Сент-Антуанского предместья и 5000 человек из Сен-Марсо. У них были также пушки. Впереди шли марсельцы и бретонские «объединенные» под начальством Вестермана.

Когда двор увидел наступавший народ, он совсем потерял присутствие духа. Только что Людовик не нашел даже нужным ответить что-нибудь на совет Редерера отдать себя под защиту законодательного собрания, – теперь же один из министров спросил: «Чего же им надо?» – и один муниципальный чиновник ответил: «Низложения!» – «А после низложения?» – спросила королева. Чиновник молча ей поклонился. Родерер повторил свой совет отправиться в законодательное собрание. «Я скорее дам пригвоздить себя к стене», – ответила королева. «Вы, следовательно, берете на себя ответственность за жизнь короля, вашу жизнь, жизнь детей ваших и ваших защитников?» – сказал Редерер Марии-Антуанетте.

Эти слова побудили короля покинуть Тюильри и отправиться в законодательное собрание. 200 швейцарцев и 300 человек национальной гвардии сопровождали его. Пришлось пройти через большую толпу, собравшуюся около кавалерийской школы, в которой заседало собрание. Людовика осыпали проклятиями и бранью. Собрание послало ему депутацию навстречу. Войдя в зал заседаний, он сказал: «Я явился затем, чтобы предупредить великое преступление ; я думаю, что нигде не могу быть в такой безопасности, как среди вас».

Верньо, председательствовавший в собрании, уклончиво ответил, что собрание присягало охранять права народа и установленную власть, собственно говоря, он мог бы сказать королю, что народные массы тоже отправились ко дворцу, чтобы предупредить великое преступление, именно государственный переворот, задуманный в союзе с иноземными державами.

Король сел рядом с президентом. Но Табо напомнил о том пункте конституции, по которому работы собрания не должны происходить в присутствии короля. Ввиду этого король со своим семейством должен был удалиться в ложу секретаря, записывавшего прения. Отсюда он наблюдал за ходом событий; здесь он слышал, как депутации требовали от собрания его низложения. Мария-Антуанетта, которой нельзя отказать в присутствии духа и уменье владеть собой, сохранила гордый и надменный вид даже в тот момент, когда стал слышен пушечный и ружейный огонь у Тюильри. Король попросил есть, он почувствовал аппетит и уписывал курицу в то время, когда корона падала с его головы.

Между тем вооруженный народ проник в замок и заполнил тюильрийский двор. Швейцарцы стояли неподвижно и, по-видимому, не хотели первые открывать битву. Первоначально обе стороны перебранивались, и можно было думать, что дело обойдется мирно; кроме того, и швейцарцы могли бы понять, что после бегства короля защита дворца бесцельна. Но перебранка, вначале шутливая, становилась все серьезнее. До сих пор неизвестно, кто первый открыл враждебные действия. Обе стороны были на очень близком расстоянии друг от друга; швейцарцы дали убийственный залп, положивший большое количество восставших. Массы испугались, пришли в замешательство и бросились бежать к выходам, оставив в первый момент страха даже свои орудия. Швейцарцы завладели орудиями и выстрелили из них в народ. Картечь уложила множество людей: двор покрылся трупами, и кровь потекла потоками. Хладнокровный и мужественный Вестерман в этот день спас народу его свободу. Он собрал беглецов и направился к замку, толпа оттеснила швейцарцев, осыпая их градом ружейного и орудийного огня. Главная лестница замка была взята штурмом, и бой продолжался в коридорах и залах Тюильри. Король приказал теперь швейцарцам прекратить бой, но не так-то легко было успокоить распаленную ярость, и почти все швейцарцы пали под ударами озлобленного народа, кровью которого был затоплен двор Тюильри. Дворяне и придворные лакеи тоже стали жертвами разбушевавшегося народного гнева.