Вильгельм Йозеф Блос - История французской революции. От первых дней до Директории [litres]

Буржуазное общество увидело, что манифест герцога Брауншвейгского грозит конституции, бывшей для него идолом и гарантировавшей ему его собственность и личную свободу. Оно разорилось и обратилось против двора, призвавшего пруссаков. Представителями этого масса выступили жирондисты, провозгласив своим паролем смещение короля.

Это стало открытым требованием во всей стране, но громче всего оно звучало там, где жирондисты имели влияние.

Мелкая и средняя буржуазия, равно как и сельское население, со страхом ожидали вторжения пруссаков. Горожане опасались за свою недавно завоеванную независимость. Не успели они отдохнуть от невзгод старого порядка, как пруссаки, хотели уже восстановить его. И они восторженно встречали клич жирондистов: «Пойдем ко дворцу!»

Но больше всего энергии обнаружили собравшиеся в Париже «объединенные», а также рабочие предместий. «Объединенные» из Марселя были размещены в здании кордельеров. Их удалось склонить в пользу переворота, и они были готовы на все. По настоянию Дантона их щедро угощали, а 30 июля им задали пир: так как двор в тот же день устроил пир для преданной ему части национальной гвардии, то не обошлось без кровавой битвы, по которой можно было судить уже об ожесточенности предстоящей борьбы.

Рабочие предместий тоже были на все готовы. Они жили в нищете и страшно страдали от недостатка провианта в Париже. Им платили ассигнатами, курс которых и тогда уже стоял очень низко, между тем как цены на товары быстро росли. К конституции они были довольно равнодушны, потому что она не принесла им значительного облегчения их участи. Мы уже читали их жалобы в письме к Марату. Когда они требовали повышения заработной платы, органы высшей буржуазии сурово отказывали им. Многочисленные столкновения и беспорядки в предместьях стоят в тесной связи с обострением и ослаблением голодной нужды в Париже. Эти рабочие прекрасно знали, что плоды революции достались другим. Они ненавидили буржуазию не меньше, чем дворян и духовенство, но это, конечно, не уменьшало их ненависти ко двору. Инстинктивно они чувствовали в конституции прогресс, несмотря на то что никаких прямых выгод она им не доставила. При такой нужде они не могли ждать пароля, и уже 25 июля в предместьях была попытка к восстанию. Целью его было взятие в плен короля и отправка его в Венсенн. Но Петион подавил это восстание для того, чтобы предотвратить поражение.

Якобинцы и кордельеры, видевшие, что 20 июня жирондисты сумели воспользоваться массами населения предместий только для пустой демонстрации, решили устроить организованное восстание всегда готовых к этому рабочих предместий. К этому якобинцы и кордельеры были вынуждены приближением пруссаков и приготовлениями двора. Можно было видеть, что в Тюильри готовятся к бою, что швейцарская гвардия и буржуазные батальоны национальной гвардии тоже снаряжаются для того, чтобы, с одной стороны, решительно выступить против восстания, а с другой – напасть на клубы и законодательное собрание, когда подступят пруссаки. Единственной надежной защитницей двора в Париже была швейцарская гвардия. Эти республиканцы служили чужой монархии за деньги, они боролись и умирали за двор. В чужой стране они помогали защищать деспотизм с такой же храбростью, с какой их предки защищали свободу в Швейцарии. Роль эта была трагична, но не благородна.

Восстание было организовано якобинцами и кордельерами, между тем как жирондисты только заботились о том, чтобы сохранить свободу действий. Энергичнейшие же из них, например, молодой и горячий Барбару из Марселя, Луве, Карра и др., пошли рука об руку с якобинцами. Кордельеры служили связью с рабочими предместий. Был избран инсуррекционный комитет, назначивший восстание на 10 августа, чтобы предупредить угрожавшее нападение двора. Руководителем всего дела выступает Дантон, проявивший необыкновенную деятельность и редкую энергию. Казалось, что был не один, а несколько Дантонов. Его громовой голос раздавался и в клубах, и на улицах; его могучая фигура с повелительным лицом возвышалась над толпами народа в предместьях. Если он действительно был подкуплен двором, то его необузданная революционная деятельность в эти дни несомненно была не в интересах двора.

Итак, двор и народ в боевой готовности стояли друг против друга, и столкновение стало неизбежным.

Жирондисты думали, что им удастся разрешить кризис одним постановлением законодательного собрания. 3 августа Петион предстал перед собранием с петицией генерального совета парижских коммун, в которой коммуны обвиняли короля в участии в заговоре и требовали низложения его. В угрожающих обращениях к законодательному собранию секции требовали, чтобы король был предан суду за свои контрреволюционные попытки. Депутации сменялись депутациями, и все они в один голос требовали низложения короля.

Жирондисты продолжали колебаться; были даже признаки того, что некоторые из них не устояли перед подкупами двора. От решительного шага они, однако, уклониться не могли, и обсуждение вопроса о низложении короля было назначено на 9 августа.

Через Колло д’Эрбуа, человека очень энергичного, якобинцы потребовали от собрания, чтобы Лафайет был предан суду. Бесхарактерный старый Люкнер позволил выпытать себя и, таким образом, выдал, что Лафайет хотел склонить его к нападению на собрание. 8 августа собрание обсуждало это дело и большинством 446 против 224 оправдало Лафайета. Народное возбуждение усилилось, многие из депутатов, голосовавших за Лафайета, были осыпаны бранью и угрозами, а некоторые подверглись даже побоям. Портрет Лафайета был сожжен народом а медаль, которую отчеканил для него город Париж, была впоследствии, по предложению Дантона, сломана палачом.

9 августа началось обсуждение вопроса о низложении. Конституционалисты требовали, чтобы «объединенные» удалились из Парижа. Разные известия возвещали близость бури; народ был до крайности возбужден. 35-я секция поручила передать собранию, что если в полночь король не будет смещен, то оно услышит набат. Все остальные секции, кроме одной, присоединились к этому заявлению. Собрание вызвало мэра и управляющего департаментом, и оба они заявили, что они ничего не могут сделать. Собрание прекратило свое заседание, не. приняв никакого решения.

Случилось, конечно, то, чем грозили секции.

В полночь зазвучал набат: «объединенные» взялись за оружие, и предместья восстали. Барабан зазвучал на улицах, и длинные боевые колонны начали выстраиваться. Дантон, Камилл Демулен, Шабо, Барбару работали над тем, чтобы побудить массы к восстанию. В эту ночь в буйном клубе кордельеров председательствовал Дантон. В полночь он велел ударить в набат и выстрелил на площади Карусель из пистолета. Затем он явился к марсельцам, разместившимся в здании кордельеров, и вдохновенной речью воодушевлял их к бою. Марсельцы выразили ему сочувствие, вышли на улицу, и «Марсельеза», победная песня революции, зазвучала на улицах, вдохновляя массы и увлекая их за собой.