Джордж Сильвестр Вирек - Пленники утопии. Советская Россия глазами американца

Ценные здания разваливаются из-за того, что никто не удосуживается покрыть их стены краской. Фабрики завалены мусором, однако столицу тщательно содержат в чистоте. В других местах повсеместно и безраздельно царят небрежение и неряшливость. Дорогостоящее оборудование, завезенное из других стран, простаивает неделями из-за отсутствия единственной детали – зачастую буквально какого-нибудь винтика. Барьеры, поставленные на пути импорта, сочетаясь с леностью русского характера, становится причиной невероятных задержек, платой за которые становится голод.

Наше купе в поезде при всем его дворцовом убранстве было запущенным и изрядно обшарпанным. То же самое можно сказать о жилых домах, гостиницах, фабриках и мастерских Москвы и Ленинграда. Остро не хватает не только продовольствия и одежды, но и оборудования. Россия просит продовольствия, хлеба и станков, а в ответ ей дают, пусть не камень, но брошюру о большевизме! Некоторые из ее несчастий являются следствием войны и революции. Причины других неотделимы от свойств русского человека. Но главный виновник бед – упрямство большевистского правительства, которое позволяет России превращаться в руины ради подтверждения экономической теории, противоречащей опыту человечества. Советы изо всех сил пытаются восстановить потери прошлого. Они прибегают ко всем мыслимым усилиям, чтобы вывести людей из летаргического сна. Но в то же время они отказываются, за исключением отдельных краткосрочных уловок, даже рассматривать возможность малейшего отклонения от теорий Карла Маркса.

«Россия, – заметил мне высокопоставленный член правительства, – так же богата, как Америка».

«И как вы намереваетесь использовать ваши богатства?»

«Перенимая американские темпы».

На мой взгляд, это все равно что пытаться припрячь осла к паровозу. Разница между американским и русским характером – это разница между «Отлично!» и Nitchevo.

Американский специалист-механик, которого вызвали для ремонта оборудования после растянувшихся на несколько месяцев переговоров, был вынужден прождать в Москве три недели, прежде чем смог встретиться с ответственным работником, по вызову которого проделал утомительное путешествие. Я частенько встречал его в холле гостиницы. С каждым днем он выглядел все более разочарованным. Но однажды утром он озарил меня сияющим взором.

«Завтра уезжаю», – сказал он.

«А как же ваша работа?»

«А-а, – отвечал он, – с ней я уже справился. Это заняло ровно два часа».

Могу поделиться и собственной историей. Я отправил в ВОКС – Всесоюзное общество культурных связей с зарубежными странами СССР – телеграмму с просьбой забронировать для меня двухместный номер с ванной.

Мне особо рекомендовали гостиницу «Савой», хотя всем хорошо известно, что большинство ее официантов и прочих служащих – сотрудники ГПУ, разведывательной службы большевиков. Меня это не беспокоило. Я не намеревался заниматься антимарксистской агитацией – единственным настоящим преступлением в Советской России.

По прибытии в Москву мы не смогли взять такси и воспользовались частником. Поездки на такси обходятся дорого, но, по крайней мере, у них фиксированные тарифы. Частники обдирают до нитки. При первом взгляде вид гостиницы вызывал разочарование. Здание выглядело отнюдь не приветливо. На просьбу дать мой номер мне сказали, что никто ничего не бронировал.

«На самом деле, – сообщил служащий за стойкой, – мы так переполнены, что вряд ли сможем вас поселить в ближайшие два месяца».

Он любезно позвонил в две другие гостиницы, но так и не смог найти хоть какую-нибудь возможность разместить нас. Тогда он дал нам адрес, по которому нас наверняка поселят за десять долларов в сутки. Приехав туда, мы обнаружили, что это не гостиница, а какая-то лачуга. Никто не говорил ни по-французски, ни по-английски, ни по-немецки. Лифта не было, водопровода тоже. Мы тут же ретировались и направились в Гранд-отель, самую большую из московских гостиниц с видом на площадь Революции, Кремль и крохотную часовню Иверской Божьей Матери.

Добродушный служащий за стойкой был очень расстроен оттого, что ничем не мог нам помочь.

«Вы из какой американской делегации?» – спросил он.

Когда я ответил, что мы не входим ни в какую делегацию, его лицо омрачилось. Однако прирожденное добросердечие взяло верх. Если бы мы согласились подождать до второй половины дня, он мог бы попробовать отыскать нам номер без ванной, но с водопроводом.

Наконец, номер был готов. Он выглядел не слишком гостеприимно, но там были две кровати и умывальник с водопроводной водой. Впоследствии нам предоставили две просторные комнаты, обставленные в тщательно выдержанном стиле императорской России: в обстановку входило даже фортепиано. Нам досталась отлично оборудованная ванная. Я заметил, что один из кранов с горячей водой не закрывается до конца. Однако мы не стали предпринимать утомительных усилий для того, чтобы избавиться от неисправности, вспомнив опыт другого путешественника, чья жалоба привела к затяжным и многолюдным совещаниям слесарей и их помощников в его ванной комнате, прежде чем три дня спустя ему, наконец, удалось добиться установки новой прокладки.

Мы не понимали, насколько нам повезло с хоть каким-то размещением, пока не пообщались с несколькими рассерженными постояльцами из Германии, которых выселили из гостиницы, чтобы освободить номера для американцев. Все гостиницы находятся под управлением государства. В настоящее время обхаживать американских гостей – часть политики Советской России. Поэтому для их удобства все гостиничные номера в Москве, а равно и таксомоторы, безжалостно отнимали у всех прочих.

Еда, которую мы заказывали в номер, произвела не слишком приятное впечатление. Цены оказались выше, чем в самых дорогих отелях Америки или Европы, а кухня – ниже всякой критики. Питание обошлось бы дешевле, будь мы в составе какой-нибудь делегации. После того как мы поели, я хотел подписать счет. Официант категорически возразил. Москва ничего не дает в кредит даже американцам. За трапезу полагалось заплатить незамедлительно. Чаевые официально запрещены, однако казалось, что каждая ладонь так и тянется их получить.

Спустившись вниз, я первым делом встретил в холле американского скульптора-радикала иностранного происхождения. Он тут же обратился ко мне.

«Вы здесь в составе делегации?» – поинтересовался он.

«Нет! – ответил я несколько натянуто. – А вы?»

«О-о, – заметил он, снисходительно улыбаясь, – я здесь для того, чтобы представить памятник в честь революции, который станет даром русскому народу от американского народа».