Джордж Сильвестр Вирек - Пленники утопии. Советская Россия глазами американца

Современная психология подтверждает доктрину, согласно которой тот, кто формирует детство в стране, определяет ее судьбу. В этих целях советские вожди предпринимают все возможные усилия для того, чтобы вдохнуть большевизм в каждого ребенка России. Коммунисты взращивают в детских душах почтение к своему знамени и пророкам. Красное знамя почитают не менее истово, чем уважают национальные символы в других странах. На самом деле, это почитание еще более эмоционально. Здесь религия и патриотизм сливаются воедино. Коммунизм заменяет собой десять заповедей Господних.

Учащихся регулярно водят в революционные музеи. Изображения революционеров и революционных документов украшают собой тексты для большевистских проповедей. К экземплярам подпольных газет, издававшихся при царском режиме, относятся как к священным реликвиям. Кандалы, плети, модели камер известной Шлиссельбургской крепости, куда цари заточали политических узников, подпитывают воображение юношества. Демонстрируются макеты адских машин – бомб с различной начинкой и другого оружия, которое использовали большевики и их революционные предшественники в борьбе с правительством.

Множество сил школа и родители отдают формированию революционных традиций. Институт Маркса – Энгельса изучает развитие революционной мысли от сэра Томаса Мора, лорда-канцлера Англии, автора «Утопии», до «Оглядываясь назад» [Эдварда] Беллами. Институтская библиотека, «единственная в мире», содержит 280 тысяч томов революционной литературы. Большевики не жалеют расходов ради полноты своих революционных архивов.

Каждый этап революционной деятельности сохраняется навеки. Настенные экспонаты отслеживают истоки происхождения слова «большевик». Советское правительство не поощряет анархии. Тем не менее, в Институте марксизма-ленинизма анархизмом занимается целый отдел. Работы Джона Генри Маккея, автора «Анархистов», добросовестно сохраняет профессор [Давид] Рязанов, руководитель института. Советское правительство приобретает переписку и библиотеки великих радикальных лидеров с таким же почтением, с каким Ватикан собирает видавшие виды мощи святых. Ежегодно Рязанов тратит более 500 тысяч рублей на нужды отдела книг и рукописей. Когда в Париже выставили на продажу библиотеку [Пьера Жозефа] Прудона, ее тут же приобрели рязановские агенты. Прудону принадлежит изречение: «Собственность есть кража».

При всем уважении к покойным с живыми анархистами большевизм обходится не слишком почтительно. Обманувшись в надеждах увидеть, как их собственная утопия находит воплощение в России, анархисты жаловались Ленину: «Ужасно то, что мы, такие же первопроходцы, должны сносить от вас столь дурное обращение». Ленин отвечал: «Я симпатизирую вам, потому что вы революционеры, но я должен вас преследовать, потому что для нас вы опаснее, чем монархисты для буржуазии». Этим и объясняется исход из Советской России разочарованных анархистов, таких как Эмма Гольдман.

Пропасть между ленинским коммунизмом и анархией шире, чем пропасть между старой и новой Россией. Анархист совсем не верит в правительство. Коммунист доверяет правительству подробнейше распоряжаться всем, что только есть в жизни. Кропоткин, Достоевский, Толстой, даже Горький слишком фанатичны, слишком несгибаемы в своем индивидуализме, чтобы уложиться в схему коммунистов.

Большевики продолжают едва ли не каждый день открывать новые заведения культуры для взрослых. Цель этих расходов – произвести впечатление на души нового поколения добродетелями большевизма. Понимая, что их будущее зависит от вердикта, который вынесет молодежь, большевистские владыки умножают число строящихся школ всеми мыслимыми средствами. В обстановке, когда, несмотря на их усилия, количество мест в образовательных учреждениях ограничено, советские школы намеренно отдают предпочтение детям трудящихся в промышленности и крестьян за счет буржуазии.

Один из молодых людей подал заявление в передовой институт. Его спросили: «Кто ваши родители?» Взволнованный студент, которому не терпелось подтвердить свое пролетарское происхождение, ответил: «Двое рабочих и крестьянка».

Главная цель образования состоит в том, чтобы закрепить заинтересованность ребенка скорее в государстве, нежели в семье. Детская комната имеется на каждом заводе и фабрике. Матери, которые посещают лекции в ленинских уголках и рабочих клубах, могут оставить детей под присмотром подготовленных педагогов, точнее, педагогов, обученных коммунистической доктрине. Учителям помогает Коммунистический союз молодежи. Для того чтобы вдохнуть в младшее поколение ортодоксальную коммунистическую веру, не упускают ни одной возможности. Идеал советской философии – государство-муравейник или государство – пчелиный улей.

«Чем, – спросил я одного из большевистских комиссаров, – Страна Советов отличается от сообществ термитов или пчел?»

«Мы отличаемся от пчел тем, – ответил он с улыбкой, – что у нас нет королев и нет трутней. В отличие от муравьев, у нас нет муравейника. У муравьев есть солдаты и рабочие, наделенные разными функциями. А у нас каждый рабочий – солдат, а каждый солдат – рабочий».

Как бы то ни было, советский идеал образования не оставляет места индивидуальности. Он представляет собой цивилизацию, которая преобладала бы на Земле сегодня, превзойди насекомые приматов.

Ни одна мелочь не ускользает от рвения большевистских реформаторов. Чтобы покончить с традицией называть детей именами святых, некий большевистский энтузиаст составил длинный список имен, происходящих от бездушной механики марксистской идеологии. Одно из предлагаемых имен – Рем – составлено из первых букв русских слов революция, электричество и мир. Динамо – еще одно издевательство, предлагаемое автором списка для именования беспомощных молодых коммунистов. Текстилиан – в честь Текстильного треста – высший взлет плодовитого воображения автора. Это оказалось чересчур даже для ограниченного чувства юмора большевиков, и идею отклонили. Во всяком случае, на время.

Большевистские просветители не доверяют сказкам. Моя жена напрасно пыталась найти книгу русских сказок по всей Москве. Большевики, пользуясь их собственными словами, «против анимизма, антропоморфизма, аллегорий и затхлых традиций романтической школы, уводящих ребенка от реальности и парализующих его исследовательские способности». Так «Красная шапочка» и «Путешествия Гулливера» оказываются не у дел. Советы также выступают против книг, «перегруженных случайностями». Это исключает любые приключенческие истории.