Дмитрий Узланер - Жак Лакан: введение

Рисунок 31.Симптом как метафора

В рамках такого понимания аналитическая работа заключается в поиске потерянных, вытесненных означающих. Тех означающих, которые подверглись процессу вытеснения. Предполагается, что обнаружение этих означающих позволяет анализанту избавиться от того симптома, который его мучает, не дает покоя.

Исходя из вышесказанного, уже можно понять следующие цитаты Лакана. Так, в частности, он пишет: «Симптом целиком разрешается в анализе языка, потому что и сам он структурирован как язык; он, другими словами, и есть язык, речь которого должна быть освобождена» [68] Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе / Пер. с фр. А. К. Черноглазова. М.: Гнозис, 1995. С. 39. . Или еще одна цитата: «…он представляет собой метафору, включающую плоть или функцию в качестве означающего элемента» [69] Лакан Ж. Инстанция буквы, или Судьба разума после Фрейда. С. 75. ; «Слова „симптом есть метафора“ сами метафорой отнюдь не являются, как не является ей и утверждение, что желание человека есть метонимия» [70] Там же. С. 84. .

Следующая тема, имеющая отношение к символическому, – это место субъекта в этом символическом регистре. Что происходит с субъектом в воображаемом регистре, мы разобрали в предыдущей лекции. Для того чтобы развиваться, чтобы выжить, приходится пройти стадию зеркала. Приходится обрести некоторый образ себя, который, с одной стороны, дает, но с другой – забирает. Забирает в том смысле, что субъекту приходится отождествиться с чем-то, чем он не является. То есть потерять себя в другом, стать другим. Но это необходимо. Без этого невозможно развиваться.

В символическом регистре происходит то же самое. Только на этот раз субъект захватывается не образами, но означающими. За счет этого он получает прописку в символической системе. То есть он получает привязку к определенному элементу, у которого есть легитимное место в этой символической системе.

Например, имя, которое человек получает при рождении. Ведь имя человек не сам себе выбирает. Кто-то выбирает ему имя. Кто-то решает как его/ее назвать. И это имя вписывает субъекта в определенную систему. Например, в ряде случаев имена даются не случайно. Имена даются, например, в определенной последовательности. Допустим, есть несколько имен, которые даются через поколение всем членам данной семьи. Или имя дается в честь какого-то человека, может быть, трагически погибшего, или в честь какого-то родственника, или в честь какого-то предка. Тем самым ребенок, родившись, уже получает определенную прописку, но такую прописку, которую он сам не выбирал. А вместе с этой пропиской и судьбу. Он становится элементом конкретной сложной системы отношений, где с ним связан целый ряд ожиданий, где он уже находится с кем-то во взаимодействии. Может быть, он оказывается связанным с тем, с кем он быть связанным не хочет (например, с дедушкой или бабушкой через имя). Но это необходимо, потому что если у ребенка нет имени, то в таком случае ему будет трудно существовать. Можно даже спросить, существует ли человек, пока у него нет имени.

Каждый субъект определенным образом прописан в символическом порядке. Он прописан благодаря тому, что получает целый набор означающих, с которыми он соединяется. Например, мужчина, женщина, русский, немец, брат, сестра и т. д.

С людьми – так же как в моем примере с расписанием поездов: поезд может быть любым с точки зрения своих индивидуальных качеств, но он определяется тем, куда он попадает в структуре под названием «расписание». Попадет в одну клеточку – будет десятичасовым поездом, попадет в другую – будет двенадцатичасовым поездом. При этом какие-то уникальные личные особенности этого поезда как будто бы не имеют никакого значения – зеленый это поезд или, например, красный. Если он стоит на одиннадцать часов, то он будет одиннадцатичасовым поездом. Если он стоит на восемь часов, то он превратится в восьмичасовой поезд.

С субъектом то же самое. Он получает прописку в символической системе, получает некоторое место, которое его определяет. Оно позволяет ему существовать, но за это приходится платить. Платить потерей себя. Поэтому Лакан, когда говорил о субъекте в символическом регистре, писал о том, что это субъект перечеркнутый (рисунок 32). Это кастрированный субъект, субъект, который что-то потерял. Он потерял себя, какую-то свою уникальность. А получил прописку в символическом пространстве.

Рисунок 32.Символ перечеркнутого, кастрированного субъекта

Почему он потерял себя? Хотя бы потому, что не он выбирал ни свое имя, ни то, каким элементом и в какой структуре он станет. Он попадает в пространство Другого, в то пространство, которое возникло до него и существует вне и помимо него. Субъект вынужден жить по тем правилам, по правилам той структуры, внутри которой он оказался. Собственно говоря, можно даже задаться вопросом: а есть ли что-то в субъекте помимо его места в структуре? Это вопрос, к которому я вернусь, когда буду говорить о регистре реального.

Даже язык, даже вхождение в языковое пространство – это потеря себя. Почему? Субъект не изобретал язык. Субъект не изобретал слова. Субъект не изобретал значение слов. Это то, что было ему навязано. Это то, чем он вынужден пользоваться для того, чтобы быть понятным для окружающих. Одновременно это полезный инструмент. Но пользуясь языком, субъект одновременно себя теряет. Почему? Хотя бы потому, что язык все стандартизирует. В языке есть ограниченное количество слов. Соответственно, ограниченное количество выразительных способностей. Какую-то свою невероятную уникальность субъект может выразить исключительно с помощью очень скудного, очень ограниченного стандартизированного перечня слов. Это приводит к тому, что субъект в некотором смысле теряет свою уникальность. Он вынужден стандартизировать себя, стандартизировать свои переживания.

Допустим, он переживает какие-то уникальные состояния. Но для их выражения есть, может быть, десять-двадцать слов. Но это ровно те же слова, которыми пользуются сто сорок миллионов человек (если говорить о России). Все эти миллионы вынуждены свои уникальные переживания, свою уникальность выражать через одни и те же десять-двадцать слов. В итоге возникает ощущение невозможности до конца выразить то, что хотел выразить. Что слова услужливо вертятся на языке, но это все не то. Это слова, которые не способны выразить то, что хочется сказать. И как будто бы выражая себя через них, отождествляя себя с этими словами, как будто бы себя теряешь.