Дмитрий Узланер - Жак Лакан: введение

Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе / Ж. Лакан; пер. с фр. А. К. Черноглазова. – М.: Гнозис, 1995. – 192 с.

Лакан Ж . Инстанция буквы, или Судьба разума после Фрейда / Ж. Лакан; пер. с фр. А. К. Черноглазова, М. А. Титовой (Значение фаллоса). М.: Русское феноменологическое общество; Логос, 1997. – 184 с.

Лакан Ж. Семинары. Книга 11: Четыре основные понятия психоанализа (1964) / Ж. Лакан. – М.: Гнозис/Логос, 2004. – 304 с.

В этом семинаре Лакан, в частности, говорит о том самом «выборе без выбора», о потере, об отчуждении себя в Другом.

Фрейд З. Толкование сновидений / З. Фрейд. – СПб.: Азбука-классика, 2006 (СПб: Печатный двор им. А. М. Горького). – 509 с.

Фрейд З. Бессознательное (1915) / Режим доступа: https: // psychic.ru/articles/classic01.htm.

Жижек С. Чума фантазий / С. Жижек; пер. с англ. Е. Смирновой. – Харьков: Гуманитарный центр, 2012. – 388 с.

Dor J. Introduction to the Reading of Lacan / J. Dor. – New York: Other Press, 2013. – 296 p.

В своей интерпретации лакановского тезиса про бессознательное, структурированное как язык, я во многом опирался на данную разъясняющую работу. В частности, в первой части данной работы подробно разбираются идеи Лакана о метафоре, метонимии, структуре знака. Даются понятные примеры, иллюстрирующие многие сложные положения лакановской теории.

Fink, B. The Lacanian Subject. Between Language and Jouissance / B. Fink. – Princeton (N.J.): Princeton University Press, 1997. – 240 p.

Лучшая англоязычная монография о лакановском субъекте. В целом, могу рекомендовать к прочтению любые работы Брюса Финка – от его теоретических работ до практических введений для практикующих клиницистов.

В данной лекции я разберу такие ключевые лакановские концепции, как желание, наслаждение, влечение, а также Имя-Отца. Для того, чтобы не рассматривать эти идеи в отрыве друг от друга, чтобы связать их воедино, чтобы была некоторая логическая последовательность, чтобы было понятно, как все эти понятия между собой перекликаются, я решил объединить эти сюжеты в рамках более общего повествования, касающегося процесса становления субъекта.

Согласно Лакану, все начинается в момент рождения, в момент появления нового человека, в момент рождения младенца. Но младенец в тот момент, когда он только родился, еще абсолютно беспомощен. Он нуждается в том, чтобы кто-то о нем заботился. Заботился хотя бы в смысле удовлетворения его самых базовых нужд. Но в чем именно эти нужды заключаются, понять невозможно, потому что младенец говорить не может. То есть младенец чего-то требует, он демонстрирует наличие у него некоторой нужды, но объяснить, в чем именно эта нужда заключается, то есть сформулировать некоторое внятное требование – я хочу вот это или я хочу вот это – он еще пока не может. Потому что он пока не владеет языком, который способен сформулировать ту нехватку, с которой этот младенец сталкивается; нехватку, которая должна быть удовлетворена через озвучивание некоторого требования к миру, к Другому, который должен эту нехватку, эту нужду каким-то образом удовлетворить.

Соответственно, здесь принципиальную роль играет Другой, язык Другого, задача которого в том, чтобы проинтерпретировать, в чем именно эта нужда заключается. Что именно требует младенец в тот момент, когда кричит или каким-то образом демонстрирует, что с ним что-то не то. Но проинтерпретировать Другой это может исходя из каких-то своих собственных представлений, исходя из тех опций, которые подсказывает ему язык, которые подсказывает ему его собственное представление о том, что этот младенец вообще может хотеть. Ребенок может хотеть есть, он может хотеть пить, он может хотеть, чтобы его взяли на руки, погладили или еще что-то. Другой вынужден формулировать за младенца, что именно тот хочет. Другой дает, обозначает, вводит те означающее, которые обозначают нужду этого младенца, через которые этот младенец учится понимать, в чем именно заключается его требование и что именно способно дать ему удовлетворение в тот или иной момент.

Например, когда младенец кричит, то мама или кто-то, кто о нем заботится, может дать ему бутылочку с питательной смесью. При этом жажда или голод могли вовсе не быть причиной для этого крика, однако отныне этот крик будет всякий раз связываться младенцем с идеей получения бутылочки. То есть есть некоторая нужда, демонстрируемая младенцем, и есть реакция со стороны Другого, который своими действиями и реакциями устанавливает связь между нуждой и символизацией этой нужды. Другой должен проинтерпретировать заявляемую нужду – как необходимость покормить, взять на руки или еще что-то. Тем самым формируется некоторый перечень, некоторая символизация того, что именно этот младенец хочет.

Но, повторюсь, понять, что именно он хочет, невозможно: он может хотеть есть, пить, он может хотеть вообще чего-то такого, чего на свете не существует. То есть всегда существует некоторый зазор между невыразимой нуждой и символизацией этой нужды, той символизацией, которая исходит от Другого, использующего язык для того, чтобы каким-то образом эту нужду символизировать, выразить с помощью каких-то базовых означающих – «мама», «бутылочка», еще что-то. И принципиальный момент – это как раз не тождество, не равенство между нуждой, испытываемой младенцем, и символизацией этой нужды. Всегда есть некоторый зазор – то, что мне предлагается, то, как другой интерпретирует, то, что я хочу, не тождественно тому, что я на самом деле хочу. Никто не знает, чего на самом деле хочет младенец. В некотором смысле он вынужден принимать то, что ему предлагается, потому что у него нет выбора. Однако при этом всегда остается зазор между нуждой и символизацией этой нужды.

Еще раз: ты получаешь что-то, но не факт, что ты хочешь именно этого. Это можно представить следующим образом – как будто бы ты приходишь, допустим, в столовую и ты, например, хочешь утку по-пекински или что-то в этом роде. Но в меню есть только сосиски и пюре с горошком, ну и капуста какая-нибудь. И в некотором смысле ты вынужден принимать, выбирать что-то из того, что тебе предлагается. Да, это удовлетворяет твои потребности, твой голод, но одновременно остается еще какое-то ощущение что что-то не то, что вроде как нужда была удовлетворена, но что-то еще осталось, остался еще какой-то несимволизированный остаток. Тут мы возвращаемся к теме предыдущей лекции: это отсылка к реальному, к тому, что не может быть символизированно, что не было удовлетворено, потому что нет ничего такого, что, возможно, могло бы это удовлетворить.

Сказанное выше позволяет понять следующую цитату Лакана: «Первичная идентификация происходит на основании материнского всемогущества – а именно: она не просто делает удовлетворение нужд зависимым от означающего аппарата, но она также фрагментируется, фильтрует и моделирует эти нужды через узкое горлышко структуры означающих» [78] Lacan J. Йcrits. Paris: Seuil, 1966. P. 619. .