Константин Малофеев - Империя. Книга 1

Гибель императора, а вместе с ним и Ромейской Империи русскими современниками была воспринята как суд Божий за измену православию. Вот как об этом пишет Нестор Искандер в «Повести о взятии Царьграда турками»: «И так пострадал благоверный царь Константин за Божьи церкви и за православную веру месяца мая в 29-й день, убив своей рукой, как сказали уцелевшие, более шестисот турок. И свершилось предсказанное: Константином создан город и при Константине погиб. Ибо за согрешения время от времени бывает возмездие судом Божьим, злодеяния ведь, говорится, и беззакония низвергнут престолы могучих» [371] Повесть о взятии Царьграда турками в 1453 году // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 7. Вторая половина XV века / под. ред. Д. С. Лихачева. – Санкт-Петербург: Наука, 1999. – 581 с. .

Султан Мехмед II вступил в захваченный город. Историк Дука, современник трагических событий, красочно описал бедствия, постигшие Константинополь после взятия турками: «Турки, разбегаясь во все стороны, убивая и беря в плен, пришли, наконец, к храму, когда еще не миновал первый час утра, и, увидев, что ворота заперты, не мешкая, разломали их топорами. Когда они, вооруженные мечами, ворвались внутрь и увидели бесчисленную толпу (молящихся), каждый стал вязать своего пленника, ибо не было там возражающего или не предававшего себя, как овца. Кто расскажет о случившемся там? Кто расскажет о плаче и криках детей, о вопле и слезах матерей, о рыданиях отцов, – кто расскажет? Турок отыскивает себе более приятную; вот один нашел красивую монахиню, но другой, более сильный, вырывая, уже вязал ее… Тогда рабыню вязали с госпожой, господина с невольником, архимандрита с привратником, нежных юношей с девами… В одну минуту разрубили собаки святые иконы, похитив с них украшения, ожерелья и браслеты, а также одежды святой трапезы. Блестящие лампады – одни портят, другие забирают; драгоценные и священные сосуды священного сосудохранилища, – золотые и серебряные, и из другого ценного вещества приготовленные, – в один момент все унесли, покинув храм пустынным и ограбленным и ничего не оставив… и можно было видеть среди варваров: одного – одетого в первосвященнический саккос; другого – опоясывающегося золотой эпитрахилью, тянущего на ней связанных друг с другом собак; иных – одетых вместо толстых плащей в златотканные плащаницы с шитым изображением агнцев. Другие сидели на пирушках и ели из стоявших пред ними дискосов с различными плодами, и пили несмешанное вино из священных потиров. Все же книги, превосходящие всякое число, погрузив на повозки, рассеяли всюду на Восток и на Запад. За одну номисму десять книг продавалось: Аристотеля, Платона, богословских и всякого иного вида книг. Евангелия с бесчисленными украшениями, сдирая золото и серебро, одни продали, другие бросили. Все иконы предали огню: поджаривая на этом пламени мясо, ели его» [372] Дука. Византийская история // Виза Византийский временник / Российская академия наук, Ин-т всеобщей истории. Т. 7 / [редкол.: М. В. Левченко (отв. ред.) и др.]. – 1953. – 468 с. .

Великий город пал. Но духовная смерть Империи случилась за 14 лет до того – 5 июля 1439 года, в день измены православию императора Иоанна VIII и патриарха Иосифа II на Ферарро-Флорентийском соборе. От Константина Великого вплоть до этого черного дня Новый Рим был Катехоном, удерживающим мир от зла. Но приняв латинскую ересь папизма, Константинополь сам уклонился во зло.

Русская «Повесть о взятии Царьграда турками» рассказывает нам о Божием знамении, случившемся незадолго до падения Константинополя: «В двадцать первый же день мая за грехи наши явилось страшное знамение в городе: в ночь на пятницу озарился весь город светом, и, видя это, стражи побежали посмотреть, что случилось, думая, что турки подожгли город, и вскричали громко. Когда же собралось множество людей, то увидели, что в куполе великой церкви Премудрости Божьей из окон взметнулось огромное пламя, и долгое время объят был огнем купол церковный. И собралось все пламя воедино, и воссиял свет неизреченный, и поднялся к небу. Люди же, видя это, начали горько плакать, взывая: „Господи помилуй!” Когда же огонь этот достиг небес, отверзлись двери небесные и, приняв в себя огонь, снова затворились. Наутро же пошли и рассказали обо всем патриарху. Патриарх же, собрав бояр и всех советников, пошел к цесарю и стал уговаривать его покинуть город вместе с царицей. И когда не внял ему цесарь, сказал патриарх: „Знаешь, о цесарь, обо всем предсказанном городу этому. И вот ныне опять иное страшное знамение было: свет неизреченный, который в великой церкви Божьей Премудрости сопричастен был прежним святителям и архиереям вселенским, а также ангел Божий, которого ниспослал, укрепляя нас, Бог при Юстиниане-цесаре для сохранения святой великой церкви и города этого, в эту ночь отошли на небо. И это знаменует, что милость Божья и щедроты его покинули нас”» [373] Повесть о взятии Царьграда турками в 1453 году // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 7. Вторая половина XV века / под. ред. Д. С. Лихачева. – Санкт-Петербург: Наука, 1999. – 581 с. .

Когда в Константинополе вместо православных государей воцарился турецкий султан Мехмед II Фатих, греческое духовенство не удержалось от соблазна увидеть в нем нового «императора».

Внешне могло казаться, что султаны де-факто – продолжатели дела православных греческих царей, их наследники и чуть ли не преемники. Они использовали греческий язык в международных отношениях, внедряли при своем дворе элементы пышного церемониала прежних константинопольских монархов, опирались на их опыт административного и военного управления Империей. Султаны порой именовали себя на старый имперский манер «василевсами» и «автократорами», охотно брали в жены христианок, гречанок и южных славянок и даже заявляли о своем родстве со старинными династиями константинопольских государей. Более того, османские владыки стали некоторым образом покровительствовать православному духовенству, и это обстоятельство, возможно, имело ключевое значение для признания за ними царского статуса со стороны константинопольских первоиерархов.

Историк Ф. Успенский писал по этому поводу: «Магомет [имеется в виду Мехмед II Фатих – К. М. ]… восстановил православную патриархию, остановив свой выбор на главе противников унии Геннадии Схоларии, возведя его на трон с соблюдением, по возможности, прежнего церемониала. Как государственное установление Оттоманской империи, представительство и управление греческой нации, созданная Магометом и Геннадием Вселенская патриархия на первых порах была обеспечена… бератом о фискальном и судебном иммунитете патриарха и духовенства… в долгой и тяжелой борьбе [она] сосредоточила в своих руках судебную власть над православными в области семейного и наследственного права, сохранила Церковь, но помешала объединению греко-славянского мира…» [374] Успенский Ф. И. История Византийской империи: VI–IX вв. / Ф. И. Успенский. – Москва: Мысль, 1996. – 827 с. – (Из истории великих империй). . Протопресвитер А. Шмеман отмечает: «Христиане в Оттоманской Империи получили „права” не только религиозного, но и национального меньшинства, причем оба эти понятия оказались слиты воедино. Патриарх стал „милет-башой” – то есть главой народа, этнархом, а церковная иерархия получила права гражданского управления над христианским населением. Она судила христиан по греческим законам, ее суд был признан Портою и приговоры приводились в исполнение турецкой властью. Христиане могли иметь свои школы, свои „программы”, свою цензуру. Теоретически Церковь делалась как бы государством в государстве» [375] Шмеман А. Д. Исторический путь православия / Протоиерей Александр Шмеман. – Москва: Книжный клуб Книговек, 2010. – 538 с. .