Виктория Финли - Цвет. Захватывающее путешествие по оттенкам палитры

Люди, пытавшиеся реконструировать процесс окрашивания тирского пурпура в XIX – ХХ веках, сначала обратились к Плинию, который посещал город в I веке н. э., так что, вероятно, знал, о чем говорит. Но процесс получения краски был секретным (и ужасно сложным), и ни Плиний, ни другие писатели не разобрались в его деталях. Плиний писал о том, как вырезали жилу у мурекса, как замачивали ее в воде, к которой добавляли эквивалент килограмма соли на каждые сто литров, через три дня нагревали раствор, а через девять дней процеживали и оставляли шерсть пропитываться краской [257] Плиний, там же, 9, 62, стр. 133. . Единственная проблема оказалась в том, что это не сработало [258] Эдмондс, там же, стр. 10. . Как только оболочка железы разрушается и бесцветная жидкость попадает в атмосферу, она превращается в фиолетовый пигмент, который не растворяется в воде. На самом деле, несмотря на свою репутацию, пурпур моллюска, как и индиго (с которым он химически очень тесно связан), является пигментом, а не красителем. Итак, я хотела бы знать: как древние закрепляли его на ткани?

Однако больше всего меня интересовало закрепление моллюска на леске. В последнее утро в Тире я снова встретила своего друга-рыбака у стойки администратора. «Мы можем сегодня покататься на лодке?» – поинтересовалась я. Он позвонил брату по мобильному и говорил так, словно вел переговоры. «Нет, – наконец ответил он. – Там все еще слишком сурово. Мой брат сегодня не собирается на рыбалку».

Вместо этого я отправилась на пляж. И дело было не в отдыхе от поисков: это был совершенно особенный пляж, место, где впервые была раскрыта тайна технологии получения пурпура. Сегодня пляж в Тире – это идеальная бухта с белым песком, окаймленная пляжными бунгало и барами. Но когда-то, согласно местной мифологии, это было место, где Геракл, которого финикийцы почитали под именем Мелькарта, а римляне знали лучше как Геркулеса, однажды отправился на историческую прогулку со своей собакой.

Я представила, как полубог, одетый в шкуру льва, шагает, тревожась о предстоящей работе, и рассеянно бросает палку на чистый белый песок пляжа, чтобы его полупес ее принес. А потом мне пригрезилось, как животное подпрыгивает, виляя хвостом, с его зубов капает краска, и хозяин, пораженный необыкновенным цветом, осторожно вынимает изо рта собаки экземпляр Murex brandaris . Легендарное открытие могло не только решить любые краткосрочные финансовые проблемы финикийцев, но – учитывая, что каждая тога требовала смерти около десяти тысяч мурексов, – в долгосрочной перспективе помещало несколько видов морских существ в ряды почти вымерших.

Некоторые версии рассказа добавляют любовный мотив в виде нимфы Тирус, которая, увидев, как красива окрашенная слюна собаки, потребовала, чтобы ее парень сделал для нее что-то столь же красивое, а он послушно изобрел особую технику окрашивания шелка. Словно в подтверждение моей фантазии стайка юных тирцев в крошечных разноцветных купальниках вдруг бросилась в воду и начала хихикать и плескать друг на друга водой. В нескольких метрах от них плавали молодые женщины, но они были полностью одеты, их платки и рубашки с длинными рукавами намокли в соленой воде. Они тоже смеялись и плескались, не обращая внимания на странное сопоставление двух стилей жизни на одном пляже.

Есть история, рассказанная местными жителями, о батальоне армии США, штурмовавшем пляжи в 1980-х годах, чтобы спасти эту ближневосточную страну от трагической гражданской войны. Американцы вышли из воды в полном боевом снаряжении, но единственными свидетелями их опасных маневров были несколько ливанских дам, загорающих в бикини. Трудно сказать, кто больше удивился.

Мне, сидящей на идеальном белом песке и смотрящей на почти идеально спокойную воду, было трудно поверить, что море действительно слишком бурное, чтобы ловить рыбу. «Средиземное море здесь такое, – подтвердил мужчина, у которого я купила газировку. – Выглядит красиво, но нужно быть очень осторожным». В тот же день мне пришлось уехать. Я думала, что из-за осторожности упустила своего мурекса.

На обратном пути в Бейрут я на некоторое время задержалась в финикийском порту Сидон, что в получасе езды к северу от Тира. Пурпур назывался тирским, но с таким же успехом его можно было назвать сидонским или родосским (в определенный период средневековья англичане могли претендовать на право именовать пурпур бристольским: путешественник XVII века нашел в устье реки Эйвон моллюсков, из которых можно было получать пурпур, а ученые подтвердили, что нечто подобное использовалось на старинных французских, английских и ирландских манускриптах [259] В 1685 году натуралист по фамилии Коул нашел на берегах Бристольского канала моллюсков, вырабатывающих пурпур, и заметил, что краситель, помещенный на солнце, меняет цвет. «Рядом с первым светло-зеленым появится темно-зеленый; и через несколько минут он превратится в тусклый морской зеленый; после чего, еще через несколько минут, он превратится в watchet (то есть синий); после этого через некоторое время он будет пурпурно-красным; после чего, полежав час или два (если предположить, что солнце все еще светит), он будет очень глубокого пурпурно-красного цвета, после чего солнце уже ничего не сможет с ним сделать». Коул, Purple Fish, стр. 1278. , украшенных цветными миниатюрами). Я хотела исследовать любопытную достопримечательность, которую увидела на карте города. Там была надпись «мурекс-хилл» и она обещала быть курганом моллюсков, которых я так безуспешно искала. Я надеялась найти хотя бы одну-две разбитые раковины, чтобы пополнить свою растущую коллекцию пигментных сувениров. Я добралась туда к середине дня и трижды проехала по хитрой системе с односторонним движением: мимо школы, многоквартирных многоэтажек, захудалого кинотеатра и запертого мусульманского кладбища; у последнего я остановилась и заглянула через ограду.

К моему ужасу, не нашлось ни единого признака осыпающихся старых раковин или хотя бы травянистого римского холма. На четвертом круге я все же поняла, в чем дело. Весь этот крутой холм, с его дорогами, зданиями и человеческими надгробиями, был искусственным – гигантским кладбищем миллионов, нет, миллиардов крошечных существ, которые умерли, чтобы позволить древним римлянам и византийцам родиться, а также жить и править «в пурпуре». Неудивительно, что мне нечего было искать, подумала я. Они их полностью извели.

Вернувшись в Бейрут, я добралась до Национального музея всего за несколько минут до его закрытия. Когда-то, не так давно, музей находился на границе, разделявшей христиан и мусульман в этом неспокойном городе. Большинство молодых ливанцев знали его только как место, где начался обстрел: до 1998 года они не видели ни одного музейного сокровища, потому что двадцать три года назад их наспех закрыли бетоном, чтобы защитить от войны.