Виктория Финли - Цвет. Захватывающее путешествие по оттенкам палитры

На самом деле древесину кампешевого дерева было очень легко подделать на всех стадиях работы с ней. Даже если лесорубы обеспечили хороший запас сердцевины этого дерева, в Европе можно было нарваться на мошенника-красильщика, который предпочитал рубить или, буквально, красить углы. Чтобы перекрасить ткань синего цвета или цвета индиго в более темный черный тон, следовало оставить измельченную древесину на солнце больше нескольких дней. Чтобы подтвердить это, на черной ткани оставляли маленький синий треугольник, показывая, что поначалу она была окрашена в цвет индиго. Однако некоторые красильщики просто окунали углы в индиго, и бедные пуритане, которые, по-видимому, верили тому, что видели, наблюдали впоследствии, как черный цвет за несколько недель выцветал до оранжевого, и только тогда сознавали, что обмануты.

У этой истории есть любопытный постскриптум. Англичане и испанцы сражались за мангровые заросли до 1798 года, когда англичане выиграли битву при Сент-Джордж-Кей и завоевали права на территорию, которую они позже назвали Британским Гондурасом (нынешний Белиз). Одной из главных причин, побудивших англичан на протяжении ста пятидесяти лет стремиться сделать эту территорию частью своей империи, была добыча кампешевого дерева. Многие сегодняшние белизцы являются потомками рабов, которых заставляли рубить деревья только для того, чтобы Европа могла стать более черной.

Черную краску можно сделать из сажи и галлов, персиковых косточек и виноградных веточек, даже из слоновой кости – именно такую черную краску предпочитал Ренуар. Но одним из наиболее известных ингредиентов черной краски в XVII веке была жженая кость, которая, по слухам, извлекалась из человеческих трупов. Я полагаю, что подобные замечательные истории о сожженных костях трупов рассказывали подмастерья художников, хотя нет никаких оснований полагать, что за этим слухом стоит что-то, кроме отвращения. По правде говоря, жженая кость – насыщенный темно-синий пигмент – обычно изготавливалась из бедренных костей крупного рогатого скота или ягнят: это были обычные измельченные и сожженные кости со скотобойни [64] Самая противоречивая черная краска, по крайней мере с нашей современной точки зрения, была, вероятно, черной слоновой костью. Трудно проверить, сколько пигмента на самом деле было получено из слоновых бивней, а сколько из обычных костей животных. . На самом деле краска не была совершенно черной, как потом узнавали подмастерья у более знающих коллег. Она была коричневой.

Названия коричневого цвета сильно умаляют достоинства этой краски: слово «drab» (тускло-коричневый, желтовато-серый) теперь является определением тусклости, но когда-то оно было просто техническим термином, обозначающим скучный оттенок, являющийся чем-то средним между оливковым и пурпурным. «Пюс» – то есть «блошиный» цвет – когда-то был довольно приятным, поговаривали, что это был любимый цвет Марии-Антуанетты. А что насчет «caca du dauphin», любимого в 1930-х годах цвета National Trust (крупнейшей организации Великобритании по охране памятников культурного наследия)? В вольном переводе это название означает «какашки дофина». Даже название краски «изабелла», которое так красиво звучит, корнями уходит в разложение и вонь. Редьярду Киплингу понравился этот термин, он даже дважды использовал его в своих книгах. Название краски связано с любопытным решением королевы Изабеллы (той самой, которая якобы заложила свои драгоценности, чтобы помочь Колумбу отправиться в 1492 году в путешествие) оказать моральную поддержку защитникам осажденного кастильского города. Большинство дам ее времени просто помолились бы за осажденных солдат, но не так поступила Изабелла: она дала необычное (и, насколько я знаю, никогда не повторявшееся более) обещание не менять платье до тех пор, пока этот город не будет освобожден. Она не учла мастерство армии противника. Возможно, если бы Изабелла – или ее многострадальный муж Фердинанд – знали, что город будет освобожден больше чем через шесть месяцев, она никогда бы не дала подобного опрометчивого обещания.

С точки зрения иерархии оттенков коричневый цвет находится в любопытном положении [65] Когда социальные антропологи Брент Берлин и Пол Кей исследовали цветовую терминологию в различных культурах (в спорном исследовании 1969 года, которое тем не менее с тех пор цитируется почти во всех работах по цвету), они обнаружили, что каждое человеческое общество по-своему различает свет и тьму, но есть некоторые (они назвали один в Папуа – Новой Гвинее и один в Австралии), которые, по-видимому, вообще не имеют слов для того, что мы называем «цветами». Затем ученые обнаружили любопытную последовательность: языки с тремя цветами неизбежно включали черный, белый и красный; добавочные четвертый и пятый цвета были зеленым и желтым в любом порядке, а шестой цвет всегда оказывался синим. Но до них не возникает никакого лингвистического признака коричневого цвета, который неизбежно должен быть седьмым, – даже в тех сельскохозяйственных обществах, где цвет земли значит куда больше, чем цвет неба. . Это, конечно, тоже цвет, даже в большей степени, чем черный или белый, но, как и розовый, он не имеет определенного места в спектре. Однако именно необходимость различать оттенки коричневого цвета привела к появлению первого в мире колориметра. Англичанина Джозефа Ловибонда помнят по двум причинам: во-первых, благодаря его работе с цветами, и во-вторых, в связи с произошедшим с ним казусом. В юности, едва сколотив состояние на золотых приисках, он так восторженно махал оставшимся на пристани провожавшим его друзьям, что все его деньги вылетели из его шляпы в Сиднейскую гавань [66] http://www.tintometer.com/history.htm . Снова обеднев, Ловибонд вернулся домой и стал помогать отцу и двум братьям в семейном пивоваренном бизнесе. Он осознал, что разница в оттенке различных сортов пива является хорошим ориентиром для оценки качества продукта, но обнаружил, что не существует четкого способа классификации: ему нужна была некая градуированная шкала оттенков. Ловибонд попытался использовать разные краски, нанося их на карточки и затем поднося к пиву, но краски не были стойкими и быстро выцветали, да и вообще – как можно сравнить жидкость с краской на бумаге? И вот однажды в церкви на Ловибонда сошло вдохновение. На службе в соборе в Солсбери он внезапно понял, что решение проблемы заключается в том, чтобы подобрать правильные оттенки коричневого витражного стекла и с этими стандартными тонами сравнивать цвет получающегося продукта. Пять лет спустя, в 1885 году, Ловибонд изготовил первый колориметр со шкалой из множества оттенков коричневого цвета, а позже развил эту идею, сделав цветовые шкалы Ловибонда для оценки оттенков трех основных цветов – красного, синего и желтого, – таким образом, произведя революцию в цветовом тестировании.