Виктория Финли - Цвет. Захватывающее путешествие по оттенкам палитры

Через несколько дней, найдя лошадь, спутника и узнав точное направление (последнее – от «кругленького и веселого кармелита»), де Менонвиль прибыл в маленькую деревушку Галиатитлан и наконец впервые увидел на листьях кактуса то, что, по его мнению, могло быть сокровищем, ради которого он так далеко забрался и так рисковал. Он соскочил с лошади, делая вид, что поправляет стремена, и юркнул в гущу растений. Увидев, что к нему направляется хозяин-индеец, де Менонвиль завел, как ему казалось, непринужденную беседу. Стараясь скрыть волнение, он спросил его, для чего нужны эти растения. Когда ему сказали, что это для «выращивания граны», де Менонвиль изобразил удивление и попросил разрешения посмотреть.

«Но я удивился уже искренне, когда он принес мне насекомое, потому что вместо красного, которое я ожидал увидеть, было другое, покрытое белым порошком», – писал де Менонвиль. Был ли это ложный конец его поисков? Неужели он забрался так далеко не за тем насекомым? «Меня терзали сомнения, – писал он. – А чтобы их разрешить, надо было раздавить одно из них на белом листе бумаги, и каков был результат? Пятно приобрело оттенок королевского пурпура. Опьяненный радостью и восхищением, я поспешно покинул индейца, бросив ему две монеты за труды, и во весь опор поскакал, догоняя моего спутника». Обнаружив, что красную краску делают из белых насекомых, де Менонвиль «даже задрожал от восторга», как он радостно записал в своем дневнике. В ту ночь, несомненно, его сны были наполнены грандиозными планами создания огромной французской национальной красочной промышленности, заслуги которой в будущих исторических книгах будут приписаны непосредственно Тьерри де Менонвилю. Хотя эти мысли делили свое пространство в его голове с более практическими заботами: «мне придется привезти в безопасное убежище животное такое легкое, такое податливое, которое так легко раздавить: животное, которое, однажды отделившись от растения, никогда не сможет поселиться на нем снова».

Молодой исследователь знал, что не только Франция отчаянно нуждалась в этой краске. Если де Менонвиль сумел бы доставить этих насекомых домой и если бы предприятие увенчалось успехом, кошенильных жуков можно было бы экспортировать в Голландию, Великобританию и еще дюжину стран, покупатели в которых отчаялись покупать красную краску задорого у монополистов. Британия была особенно уязвима в этом плане. К тому времени, как наш молодой ботаник взобрался на стены Веракруса, британские красильщики оказались в затруднительном положении. В Британии имелась развитая хлопчатобумажная промышленность, но континентальные европейцы шутили над английским способом крашения тканей с тем же удовольствием, с каким они веками шутили об английских кухарках. Из трехсот сорока тонн краски в год, которые Новая Испания импортировала в Европу к концу XVIII века, британские красильщики претендовали почти на пятую часть. Этот цвет был не только модным: большая часть крови насекомых предназначалась для того, чтобы скрыть пятна человеческой крови, а после случайного открытия одного голландца, живущего в Лондоне, шла прямо в военные красильные чаны.

В тот день 1607 года Корнелиус Дреббель вообще не занимался красками, а сидел в своей лаборатории и смотрел в окно, вероятно, размышляя о первом в мире «акваланге». В конце концов он продемонстрирует свои идеи, создав первую в мире подводную лодку (или, по крайней мере, речную субмарину), которая под его руководством под восторженный рев толпы переместилась под водой от Вестминстера до Гринвича. Но эти мгновения славы были в будущем. В день, о котором идет речь, его слава была совсем неочевидна. Дреббель был погружен в свои мысли, вследствие чего он небрежно двинул рукой и опрокинул стеклянный термометр, содержавший смесь кошенили и аквафортис (концентрированной азотной кислоты) [111] Эдмондс, «История и практика крашения XVIII века». . Смесь разлилась по всему подоконнику и попала на оловянную раму окна; к удивлению Дреббеля, жидкость превратилась в ярко-красную краску. Он провел еще несколько экспериментов, используя олово, а затем просто олово в качестве протравы, – и в конечном итоге совместно со своим зятем Абрахамом Куффлером основал красильный завод в Боу к востоку от Лондона. К 1645 году Оливер Кромвель оснастил свою армию новой формой от Куффлера, и с тех пор британская армия славилась своими красными мундирами. Алое сукно для мундиров британских офицеров красилось кошенилью до конца 1952 года, так что в 1777 году кошениль была чрезвычайно ценной, и казалось, любому молодому человеку, обладавшему секретом кошенили, были гарантированы богатство и слава.

Вскоре после открытия тайны кошенили де Менонвиль прибыл в горный город Оаксака. Он умолял чернокожего владельца плантации продать ему несколько листьев нопала с жучками, делая вид, что это нужно ему для срочного приготовления медицинской мази. «Он разрешил мне брать столько, сколько я пожелаю: я не стал просить дважды, а сразу же выбрал восемь самых красивых веток, каждая длиной в два фута и состоящая из семи или восьми листьев, но так хорошо покрытых кошенилями, что они казались совершенно белыми. Я сам срезал их, уложил в коробки и накрыл полотенцами… Я дал ему доллар… и пока он осыпал меня благодарностями, я позвал своих индейцев, погрузил их в две корзины и умчался с быстротой молнии».

В этот момент де Менонвиль не мог не думать о страшном наказании, которое он понесет, если груз обнаружат. Испанское правосудие было строгим; контрабандистов строго наказывали, и хотя он не знал точно, как именно, но помнил, что фальшивомонетчиков сжигали на костре. Если за несколько фальшивых монет человека сжигали – что могли придумать испанцы для человека, пойманного на краже ингредиентов их самого прибыльного экспортного товара? «Сердце мое билось так, что это не поддается описанию: мне казалось, будто я уношу золотое руно, тогда как яростный дракон, поставленный в качестве стражи, следует за мной по пятам: всю дорогу я напевал знаменитые строки песни „Наконец-то она в моей власти” и охотно спел бы ее вслух, но ужасно боялся быть услышанным». Де Менонвиль тщательно упаковал коробки, вложив в них множество других растений, и отправился в обратный путь, полный приключений, – власти почти разгадали его обман, да и проводники тоже попробовали надуть иностранца.

«Случайно я оказался перед зеркалом и, увидев в нем себя, грязного и в разорванной одежде, я не мог не удивиться увиденному и не порадоваться тому небольшому затруднению, с которым столкнулся. Во Франции меня, приняв за разбойника с большой дороги, остановила бы полиция; в Мексике у меня даже не спросили паспорта». Он вернулся в Веракрус через шестнадцать дней после побега из города, а его новые друзья сочли, что он наслаждался купанием в близлежащем приморском городке Мадлен.