Виктория Финли - Цвет. Захватывающее путешествие по оттенкам палитры

Неделю спустя на рассвете де Менонвиль был уже в порту. «Меня не отпускал страх, – признавался он, – и, по правде говоря, этот день казался мне решающим. На рассвете я велел вынести из дома все ящики с растениями, а также пустые ящики, все это было доставлено к воротам пристани еще до шести часов утра. Я рассчитал, что в этот час свободные караульные еще спят, солдаты и офицеры ночного караула уже отдыхают в своих гамаках, а все бродяги и любопытные будут на рынке». Он оказался отчасти прав: улицы были почти пусты, но тридцать носильщиков, следовавших за ним, трудно было не заметить. Таможенники спросили, что у ботаника в рюкзаках, и, к своему ужасу, он вдруг оказался в окружении толпы солдат, матросов и торговцев, которые не могли сдержать своего любопытства. Де Менонвиль открыл ящики, словно гордясь тем, что может похвастаться находками, – и, к его огромному облегчению, блеф сошел ему с рук. «Офицер охраны похвалил меня за мои исследования и сбор трав; солдаты восхищались ими в глупом изумлении, но в то же время все были настолько вежливы, что не проверяли ни одного ящика, хотя могли бы это сделать, не повредив моих растений, а начальник канцелярии, удовлетворенный моей готовностью подвергнуться осмотру, сказал мне, что я могу пройти дальше». Путешествие было нелегким – потребовалось три месяца, чтобы добраться до Порт-о-Пренса на Гаити, – но когда он наконец открыл багаж, дрожа от беспокойства за состояние своей государственной тайны, то с облегчением обнаружил, что несколько жуков уцелело. Кроме того, военно-морской флот выплатил 2000 ливров, которые ему задолжали, и де Менонвиль использовал их, чтобы основать плантацию опунции в Санто-Доминго. Должно быть, жестокой иронией судьбы показалось ему то, что, выйдя однажды прогуляться возле своего дома на Санто-Доминго, он обнаружил там кошениль.

Вплоть до своей смерти в 1780 году (всего через три года, когда ему, вероятно, не было и сорока) де Менонвиль продолжал публиковать исследования, касающиеся вопросов, имеет ли значение, живет ли кошениль на опунции с красными цветами или белыми, желтыми или фиолетовыми (не имеет), на скольких различных видах кактусов насекомое может успешно проживать (около пяти или шести), дает ли мексиканская или сантодоминиканская кошениль лучший цвет (он не был уверен). Врачи приписали его смертельную болезнь «злокачественному вирусу», но те, кто знал де Менонвиля, говорили, что его смерть была вызвана разочарованием. Король, которому было суждено умереть на гильотине в 1793 году, сделал его королевским ботаником, но героем де Менонвилю стать не удалось. Сначала ходили слухи – он все отрицал, – что кошениль была им украдена. Затем отправленный им в Париж груз был потерян вместе с затонувшим почтовым кораблем. Он также не пользовался популярностью среди коллег; об этом деликатно упомянул через пять лет после смерти де Менонвиля президент Королевского медицинского общества месье Арто. «Некоторые упрекают господина Тьери (sic!) за его жестокость, позерство и жесткость характера… Но это слова равнодушного человека, который не хочет либо не может признать достоинства этого превосходного мужа, не желая приглядеться к нему повнимательнее», – сказал Арто, дипломатично добавив, что де Менонвиль был французским героем, хотя и с определенными недостатками в характере. Сад кактусов, за которым ухаживал де Менонвиль в Санто-Доминго, – по иронии судьбы там сохранились только дикие кошенили – позволил французской кошенильной промышленности процветать в течение нескольких лет, пока появившиеся в 1870-х годах новые синтетические красители для тканей не лишили эту краску значимости.

Сегодня кошенильная промышленность Оаксаки почти исчезла [112] В долине Оахака в центральной Мексике есть небольшая плантация под названием Тлаппанокохли, что в переводе с миштекского означает «цвет». Я побывала там в воскресенье, когда плантация была закрыта, но смогла разглядеть, что это кустарное производство, не имеющее ничего общего с тем, что я видела в Чили. Это производство началось совсем недавно, в рамках возрождения традиционных ремесел. , хотя в каменистой местности все еще есть и жуки, и кактусы. Колониальное наследие города остается нетронутым, а многие из самых величественных зданий городка, включая огромную церковь Санто-Доминго и соседний монастырь, ныне один из лучших провинциальных музеев Мексики, можно сказать, построены на телах жуков. Но в городских библиотеках нелегко найти письма и записи мексиканских «красных баронов». С помощью библиотекарей я нашла лишь одну книгу – школьный учебник, где всего одна страница посвящена промышленности, позволившей построить этот город, и даже эта информация основана на исследованиях не мексиканца, а английского ученого – Р.А. Донкина из Кембриджа.

Де Менонвиль считал, что его путешествие было неудачным. Возможно, он и нашел свое руно, но оно не принесло то золото, на которое он надеялся. Тем не менее его работы вдохновили других людей на попытку познакомить кошениль со Старым Светом. Прочитав труды де Менонвиля, руководители британской Ост-Индской компании пришли в восторг от возможностей, открываемых этими насекомыми. В конце концов, рынок сбыта имелся: если бы компании удалось добыть краситель, то, по их расчетам, его можно было бы продавать не только европейцам, но и китайцам, которые импортировали кошениль из Америки посредством манильских галеонов по крайней мере в течение ста лет. Центральная Азия также была обширным рынком красной краски: красильщики ковров давно экспериментировали с кошенилью, так что к концу XVIII века она начала вытеснять более традиционные красные краски для ковров.

В 1780-х годах в Мадрасе доктор Джеймс Андерсон пытался стать королем кошенили Британской империи. Он привез несколько видов опунции из Ботанического сада Кью, так что смог с нескрываемым восторгом написать домой в Англию о визите некоего капитана Паркера: «Он был немало удивлен, обнаружив себя в роще из более чем двух тысяч растений из Ботанического сада Кью; многие из них были покрыты плодами, некоторые из них он, не подумав, начал жевать [sic!], после чего его губы вспухли, потому что в них вонзилось множество мелких колючек». Доктор Андерсон, чьи письма свидетельствуют о его поистине миссионерском рвении к разведению кошенили, также отправил растения на отдаленные колониальные фермы, включая остров Святой Елены в Атлантике, более известный как последнее пристанище Наполеона, губернатор которого, Роберт Брук, объявил, что они «растут пышно… и у нас теперь произрастает здесь множество видов этих растений, и нам нужно только насекомое».