Виктория Финли - Цвет. Захватывающее путешествие по оттенкам палитры

Мне захотелось хотя бы взглянуть на коров. «Да, конечно, – сказал Раджив. – И тебе надо увидеть манговый сад». Манговый сад? Конечно! Я вдруг поняла, что где-то поблизости должен быть фруктовый сад. В отчете об обследовании этого района, датированном 1905–1912 годами, П. У. Мерфи сообщил о большом количестве превосходного опиума (слегка поврежденного бурей) и нескольких довольно уродливых деревьях манго. «Местное манго нехорошо, а в районе Джамуи оно вообще выродилось в маленький твердый и чрезвычайно кислый плод», – писал он. Он также пересчитал всех взрослых коров (130 799) и буйволов (45 164) в округе, но ничего не сообщил об индийской желтой краске. Он заметил, что «коровы, быки и буйволы в этом районе гораздо меньше размером и менее упитанные, чем в других регионах», но включил всех в свой отчет, ни слова не сказав о некотором количестве животных, чей пищеварительный тракт был поврежден неправильным питанием.

«Да, у нас очень красивый манговый сад», – подтвердил Раджив. Сопровождать нас в кресле ему было не под силу, и вместе с разношерстной компанией маленьких мальчиков и девочек, распевавших «Манговый сад, манговый сад», я пересекла дорогу, которая всего час назад показалась мне такой бесперспективной. Посмеиваясь над собой за то, что кажусь себе смелым исследователем, я вдруг обнаружила, что нахожусь у возможного источника индийской желтой краски Winsor & Newton. «Конец моим поискам», – подумала я отстраненно и радостно, перелезая вместе с детьми через обломок стены. И хотя снаружи было пыльно и жарко, в манговом саду Мирзапура оказалось зелено и тихо. Мы зашли достаточно далеко, но нам так и не удалось дойти до стены, отмечавшей границу сада с другой стороны. Мы с детьми маршировали и пели, и всякий раз, когда я решала сфотографировать знаменитые листья манго, они бросались к выбранному мной дереву и взбирались на него, усаживаясь на ветвях, как скворцы. По саду прогуливались несколько молодых пар. Бог Шива женился на Парвати под манговым деревом, и даже сегодня листья этого дерева часто используются для украшения брачных павильонов.

Одного ребенка послали за фруктами для меня. Не манго – был не сезон, – а за странными плодами «паниала», лишь незначительно отличающимися от винограда; их едят целиком. Они были приятно сладкими, но имели странное лимонное послевкусие, от которого пересохло во рту. Всякий раз, когда появлялся кто-то новый, меня просили повторить пантомиму, и все присоединялись к «ш-ш-ш». Я представила себе, как через десять лет в ту же деревню прибудет незнакомец, как он будет рассказывать о пиури. Я представила, как этот кто-то будет объяснять: «корова», «листья манго», «сбор мочи в ведро». Этот незнакомец запишет дату, которую я выбрала наугад, 1900 год, и в народной памяти будет жить еще одна легенда.

Я собрала всю толпу для общего фото: к нам подбежали еще пятеро детей, поэтому я отступила, чтобы включить их в общий снимок, и вдруг раздался громкий всплеск. Я посмотрела вниз и увидела, что моя левая нога от пятки до шнурка ботинка была покрыта самым пушистым, желтым и вонючим образчиком бычьего навоза, какой я только могла себе представить. Все в ужасе зажали носы и засмеялись вместе со мной, хотя никто из них не мог понять истинной прелести этой шутки. В конце концов, я ведь поехала в Индию для того, чтобы найти ярко-желтую коровью мочу, и нашла нечто подобное на подошве своей обуви. Очевидно, боги слышали о моих поисках, но они оказались глуховаты.

Местные жители сводили меня на экскурсию к разным коровам, но в каждом доме, когда мы спрашивали, никто не слышал о пиури. Я предложила одной корове лист манго, но она отвернулась. Пастух снова протянул лист – корова продемонстрировала неудовольствие. Он попытался насильно накормить животное, раскрыв ей рот, но я попросила его остановиться: я была рада, что в Мирзапуре, к югу от Монгира, если когда-то и делали индийскую желтую краску, то теперь не занимаются этим.

Возвращаясь в Монгхир, я думала о различных деталях моей истории, а также о господине Мухарья, который проехал тем же путем. В каком мире он жил? В 1880-х годах по всей Азии росло движение за национальное самосознание, а в оккупированной англичанами Бенгалии оно проявлялось в стремлении восстановить и каким-то образом реконструировать древние индийские традиции. Примерно в 1883 году слово «дэш» стало использоваться для описания всей Индии или Бенгалии (часть которой позже, через несколько лет после обретения независимости, станет именоваться Бангладеш), хотя первоначально оно означало просто чью-то родовую деревню. Тогда ранние стихи националиста Рабиндраната Тагора только начинали оказывать влияние на бенгальское мировоззрение. С санскрита были переведены полузабытые Веды, йога снова вошла в моду, а индуизм внезапно стал философией, а не просто пантеистической религией. Зародилось также движение за сохранение священного статуса коровы, потому что во многих местах Индии о ней забыли. Коровы были важны по многим причинам, в том числе – чувство национального самосознания.

Возможно, господин Мухарья и в самом деле был просто честным человеком, решившим разгадать простую тайну истории красок. Но что, если он был националистом, желавшим продемонстрировать всем свою точку зрения или по крайней мере пошутить над англичанами? Разве не было бы заманчиво (когда представилась такая возможность) смешать элементы истины – ведь краска действительно была сделана из какого-то вида мочи [146] Джордж Филд не верил, что теория о манго верна: «Точно так же говорили о буйволах или индийских коровах, питавшихся манго, но последнее утверждение неверно. Как бы ни была получена эта краска, она, по-видимому, представляет собой уриофосфат извести красивого чистого желтого цвета и легкой порошкообразной текстуры; она имеет большую массу и глубину, чем гуммигут, но уступает в этих отношениях желчному камню». Уинзор и Ньютон также не согласны с теорией, что эта краска делалась из выпаренной и сформированной в шарики мочи. Вместо этого в музее (на фабрике Winsor & Newton в Харроу) имеется описание ее как земли, на которую мочились коровы, которых кормили манго или листьями манго. и какого-то вида манго – с некоторыми случайными элементами индуистской мифологии и показать англичанам, что их краска не только нечто нечистое, но и, поскольку она связана с коровами, является нарушением догм индуизма?

Возможно, Мирзапур действительно был единственным местом в Индии, где производилась та или иная краска, и, возможно, запрет на производство этой краски действительно никого не интересовал, поэтому никто не удосужился сделать записи на этот счет. Возможно также, что внуки людей, которые снабжали мир этой краской, действительно забыли о ней. Может быть, все это правда. Но, когда я думаю об индийской желтой краске, я всегда задаюсь вопросом: является ли объяснение, которое я услышала, реальностью или просто отражением реальности и не является ли эта история просто примером того, как кто-то мягко прикалывается, буквально «taking the piss» (собирает мочу).