Виктория Финли - Цвет. Захватывающее путешествие по оттенкам палитры

Когда война была просто чем-то, что происходит где-то далеко в других странах, а дороги были покрыты асфальтом, город Бамиан находился в нескольких часах комфортной езды от столицы. Но после двух десятилетий боев дорога превратилась в день пути через два перевала и мимо такого количества брошенных танков, что афганцы смеялись, когда мы хотели остановиться и сфотографировать их. «Если вы будете фотографировать каждый разбитый танк в городе, то никогда не покинете нашу страну», – пошутил один бывший боец, теперь занимающийся благотворительной деятельностью. Именно на этой дороге меня настигло самое опасное событие в жизни, причем случилось это не из-за талибов с опасными глазами: они с разной степенью любезности проводили нас через каждый пост. Но когда я сидела на корточках в канаве в первой «точке уединения», попавшейся нам за четыре часа (на вершине перевала), я заметила всего в метре от себя неразорвавшийся снаряд. Неожиданная встреча!

Мы проезжали мимо множества нищих, мужчин и мальчишек, весь день без особого энтузиазма передвигавших камни по дороге в ожидании, что водители автомобилей бросят им несколько банкнот; за ними они бросались в погоню. На той же дороге я увидела и пару путешественников: он шел пешком, она ехала верхом на осле, а ее паранджа – тяжелое одеяние, закрывающее лицо и тело и позволяющее женщинам смотреть на мир только через шнуровку перед глазами, была небесно-голубого цвета. Это был самый модный цвет сезона – паранджи могли быть голубыми, оливковыми, черными, золотыми и белыми, но голубой был самым красивым. Но мощная символика этого цвета в применении к женщине в платке, едущей на осле, очевидно заставила меня думать об этих путниках как о Марии и Иосифе, отправившихся за многие мили от дома, чтобы дать рождение Иисусу.

Дева Мария не всегда носила голубое. На русских иконах она чаще всего изображается в красном, а византийские художники примерно VII века обычно изображали ее в фиолетовом [200] Гейдж, «Цвет и Культура». . Иногда ее даже изображают в белых одеждах – в общем, у нее большой гардероб. Проблема цветового символизма или, возможно, его прелесть заключается в том, что он не является величиной постоянной. Красный может быть связан с родами, фиолетовый – с тайной, голубой позволяет одеть Царицу Небесную в цвет неба; белый символизирует невинность, а черный – горе. Если бы художники захотели, они могли бы одеть ее во все цвета спектра, хотя я не знаю никого, кто бы это сделал. Вместо этого они предпочли выбирать прославляющие Богоматерь цвета – и часто решали этот вопрос с позиции стоимости и редкости материала. В Голландии XV века Мария часто носила алое, потому что это была самая дорогая ткань; аналогичным был выбор пурпурной одежды в более ранний византийский период, потому что это был ценный краситель, достойными которого были лишь немногие. Поэтому, когда примерно в XIII веке в Италии появился ультрамарин – самая дорогая краска на рынке, – было логично использовать его для украшения самого драгоценного символа христианской веры.

И с этого момента ультрамарин стал в христианских церквях цветом, предназначенным только Марии. Даже сегодня католические священники меняют свои облачения в зависимости от события: они могут быть черными, красными, пурпурными, зелеными или белыми, но только в Испании и только на один день в году – в праздник Непорочного Зачатия – они одеваются в голубое. Черный явно символизирует смерть; красный – огонь, любовь или кровь мучеников; фиолетовый – покаяние; зеленый – вечную жизнь; белый символизирует чистое соединение всех лучей света. Но с тех пор, как папа Пий V в XVI веке стандартизировал литургическое цветовое кодирование, голубой цвет навсегда был зарезервирован для матери Христа, а не для мужчин, которые служат ей. С другой стороны, в некоторых областях Франции даже до ХХ века родители больного ребенка обещали Деве Марии, что если ребенок выздоровеет, то в знак благодарности его оденут в голубое с головы до ног. По-французски это называлось «enfant voué au bleu».

Прибыв в Бамиан, мы мысленно возблагодарили всех богов, которые, возможно, присматривали за нами. Накануне вечером представители ООН предупредили нас, что дороги небезопасны, но, оглядевшись, мы поняли, что риск был оправдан. Мы попали в восхитительное место: долина в тени горы Ко-и-Бабу была окаймлена песчаником, а охраняли ее двое огромных Будд – высотой 55 и 35 метров. Арочные проемы под ними были похожи на сторожевые посты. Тринадцать или четырнадцать веков назад, когда они только были созданы, эту долину наводняли не только паломники и ремесленники, но и торговцы из Турции и Китая. Это был конец гандхарского периода, а Бамиан являлся средоточием богатейшего собрания буддийского искусства в мире. Там жили тысячи монахов, а украшенные фресками горные гроты служили святилищами, в которых постоянно курились благовония.

Но в 2000 году, когда мы приехали туда, от былого великолепия остались только статуи Будд, да и те были в плохом состоянии. За несколько месяцев до этого один из полевых командиров атаковал их, утверждая, что это языческие идолы. Его люди начали пускать ракеты в лицо и пах маленького Будды. Более крупной статуе повезло: бойцы только-только успели положить на голову исполинской фигуры горящие тракторные шины, когда из штаба талибов в Кандагаре пришел приказ прекратить разрушение. Но к тому времени глаза статуи успели почернеть – как будто Будда страдал, слепо глядя на долину, где когда-то ему поклонялось множество людей.

Сейчас статуи были просто покрыты штукатуркой, хотя когда-то – согласно местным легендам – один Будда был выкрашен в синий цвет, а другой – в красный. Раньше у них были деревянные руки, которые на закате поднимались для молитвы: должно быть, грохот цепей и блоков каждый вечер заглушал шум базара. Но в XVII или XVIII веке, по мере распространения ислама, статуи потеряли свою значимость. «Мы знаем только, что когда-то у большого Будды были глаза, которые можно было увидеть с другой стороны долины, так ярко они сияли», – сказал в тот вечер за ужином афганский благотворитель. «Они были синими?» – поинтересовалась я. «Кажется, они были зеленые, – ответил он. – Возможно, это были изумруды».

На следующее утро нам дали разрешение посетить большого Будду. Вторая статуя располагалась всего в нескольких сотнях метров, но эта территория находилась под контролем другого полевого командира. Мы прошли мимо военного поста, а потом поднялись по крутым тропинкам, вырубленным в ярко-оранжевом песке. Наверху мы проследовали по низким туннелям, а затем вышли к большой – при желании на ней можно было устроить пикник – голове Будды. Люди тушили о голову Будды сигареты, а в центре – в точке, которую буддисты называют коронной чакрой, – было сделано отверстие для закладки динамита.