Кэтрин Арнольд - Хроники испанки. Ошеломляющее исследование самой смертоносной эпидемии гриппа, унесшей 100 миллионов жизней

Еще дальше, в Салониках, медсестра Дороти Саттон сама стала пациенткой и боролась с испанским гриппом. В письме домой к матери в Хай-Уиком, графство Бакингемшир, Дороти писала:

«Я пролежала в постели три дня с тех пор, как в последний раз писала о гриппе. Этим летом он произвел опустошение среди здешних войск, очень немногие спаслись, и число погибших только от пневмонии было больше, чем когда-либо с тех пор, как началась эта экспедиция. Теперь я в полном порядке, хотя и снова была на дежурстве в течение трех дней. Я лежала в постели, когда было подписано перемирие, но услышала, как прозвучал салют. Так я поняла, что боевые действия прекратились» [76].

Наконец, к облегчению миллионов, война подошла к концу, но «испанка» не собиралась сдаваться.

Утром 11 ноября 1918 года Каролина Плейн отправилась из своего дома в Хэмпстеде на Ченсери-лэйн в лондонском Сити. Сначала это путешествие не казалось ей чем-то необычным.

Отправившись в то утро из Хэмпстеда на омнибусе до Чансери-Лейн, я заметил, что все было, как во время войны, пока мы не оказались возле станции метро «Морнингтон». Внезапно прямо над нами раздался оглушительный взрыв. Воздушный налет, еще один воздушный налет! Из дома выбежала женщина и с тревогой посмотрела на небо. Но прежде чем кто-то успел вспомнить, что это может означать перемирие, люди хлынули из зданий на улицы. Война закончилась. С каждой минутой росли толпы людей [1].

Большинство торжеств не вызвало тревоги, хотя праздничная ракета, выпущенная с крыши Министерства ВВС, заставила закричать одного высокопоставленного чиновника: «Воздушный налет! В укрытие!» [2]. Церковные колокола зазвонили, сопровождаемые всплесками патриотического пения, буксиры гудели вдоль реки, и сразу после одиннадцати толпа заполнила сердце Лондона – площадь перед резиденцией лорд-мэра Лондона [3].

The Daily Express сообщала, что «сердечные аплодисменты сопровождались мощной песнью, священной песнью, нарастающей славными аккордами Доксологии [47] Доксология – в переводе с греческого – Славословие – гимн во славу Бога. – «Хвала Богу, от которого исходят все благословения» (Praise God from whom all blessing flow) [4]. Газета также напомнила читателям, что 11 ноября был «День св. Мартина, праздник великого солдата – святого Франции» [5].

Автор парламентских очерков Майкл Макдонах был поражен «грохотом ракет, стрелявших из полицейских и пожарных постов, громкими восклицаниями тех, кто был рядом, и тихими издалека… Я выбежал на улицу и спросил, в чем дело. „Перемирие! – восклицали кругом. – Война окончена!"» [6] Но Макдонах, взволнованный «радостным сообщением», признался, что его чувство было двойственным: «Я не испытывал никакого радостного ликования. Было облегчение, что война завершилась и что она не закончилась, как могла бы, – трагическим поражением союзников» [7]. Чувства Макдонаха разделяли многие в день перемирия. Великая война с Германией закончилась, но «испанка» не ослабила своего натиска на Лондон. Более двух тысяч семей потеряли своих близких из-за гриппа за последние две недели. Другие были повергнуты в скорбь телеграммами из Адмиралтейства или Министерства обороны, в которых говорилось, что любимый муж, сын или брат никогда не вернется домой. Для них Великая война была трагедией, оставившей их в таком смятении, что они не желали ничего другого, кроме как провести День перемирия в одиночестве. Настоятель Рочестерского собора стоически возглавил благодарственную службу в своем храме, всего несколько часов назад узнавший, что его сын погиб в море [8].

После четырех лет войны перемирие оставило некоторых людей явно разочарованными. Вирджиния Вулф, пишущая заключительные главы романа «Ночь и день», выглянула в окно и увидела, что через дорогу работает маляр. Когда в небо взвили праздничные ракеты, Вулф «увидела, как маляр бросил взгляд на небо и продолжил свою работу» [9]. Она последовала его примеру и вернулась к своему роману. Поэт Роберт Грейвс, узнав о смерти своих друзей, в том числе Уилфреда Оуэна, отправился гулять около его лагеря в Уэльсе, «проклиная, и рыдая, и думая об умерших» [10].

В то время как многие продолжали испытывать ужасные страдания и потери, было также сильнейшее коллективное желание отметить окончание войны буйными празднествами. День перемирия оказался как раз тем предлогом, который был нужен лондонцам для масштабного праздника. Торжества превзошли по своему великолепию события «Ночи Мафекинга» (когда лондонцы праздновали освобождение от осады Мафекинга во время Второй англо-бурской войны 1 января 1900 года). «Сегодняшняя оргия ликования в потере самообладания превзошла все остальные, – писал Макдонах. – Она разыгрывалась на десятках улиц в Сити и Вест-Энде, и не было ни одного пригорода, который бы по-своему не подражал шумному Лондону» [11]. Вся ситуация напоминала прежние времена Англии. «Это была старая Англия. Это были банковские каникулы в Хэмпстед-Хит, причем в огромных масштабах» [12]. Даже сдержанная Кэролайн Плейн позволила себе отдаться ликованию.

Было очень оживленно, раздавались крики, сирены, свистки и гудки. На Ченсери-лэйн было очень людно. На углу Ченсери-лэйн дюжий полицейский, дежуривший на посту, был окружен девушками, все они хотели потанцевать с ним. Лондонский полицейский не ударил лицом в грязь: не говоря ни слова, он принялся танцевать с ними на узком тротуаре до тех пор, пока они там стояли, при этом его лицо оставалось бесстрастным. Обычаи и условности растаяли, как будто и впрямь появился новый мир. Офицеры и рядовые, казалось, были в равных, товарищеских отношениях. Рядовые обучали офицеров, артиллеристы командовали взводами, состоящими из тех и других. Дух милитаризма превратился в комедию [13].

По словам Майкла Макдонаха, Лондон «потерял всякий контроль над собой» [14].

Я поспешил из Вестминстера, уверенный, что палаты Парламента и Букингемский дворец станут в этот день, как никогда, средоточием интересных событий. Трамвай был битком набит, все пассажиры явно были глубоко тронуты, болтали ли они и смеялись, или были погружены в себя и молчали. Детей отпустили из всех школ. Когда мы проезжали мимо начальной школы на Кеннингтон-роуд, мальчики и девочки выбежали оттуда, крича и прыгая как сумасшедшие. Было также много признаков того, что вся деятельность в городе приостановлена. Магазины были закрыты, даже их ставни были закрыты, как по воскресеньям. В самом деле, кто мог бы взяться за работу в такой день? Бойскауты на велосипедах промчались мимо нас, выкрикивая «все чисто», как они часто делали после воздушного налета [15].

Макдонах даже заметил рекламный щит вечерней газеты на станции метро «Вестминстер бридж», первый за много лет из-за нехватки бумаги. «Это был обнадеживающий признак возвращения Лондона к нормальной жизни. И о чем он возвещал! „Боевые действия прекратились на всех фронтах!" Ура!» [16]