Кэтрин Арнольд - Хроники испанки. Ошеломляющее исследование самой смертоносной эпидемии гриппа, унесшей 100 миллионов жизней

Те Авамуту в ужасном состоянии. Все предприятия закрыты, и смерть ужасна. Большая беда – это разрозненность поселений. Семьи болеют и лежат в своих домах, пока не потеряют последнюю надежду, что их обнаружат. Это просто ужасно.

Маори в Паравере сильно страдают, и у них почти нет надежды, так как осталось очень мало желающих помочь, даже белым людям. Они говорят об открытии ратуши в качестве временной больницы, как в Те Авамуту, но там нет никакой помощи. Не позволяйте этой чуме взять верх в Пукекохе. Примите решительные меры [32].

Джулиус Хогбен, управляющий больницей скорой помощи в Темсе, заведовал палатой, куда клали большинство маори. Многие отправлялись в больницу только в крайнем случае. «Они сказали, что если вы отправитесь туда, то умрете, поэтому из-за запущенности болезни некоторые из них по прибытии умирали. Помимо гриппа, некоторые из них страдали от недоедания» [33].

Один четырнадцатилетний мальчик был госпитализирован, его описывали как «кожа, кости и язвы», он умер в течение дня. Позже выяснилось, что в прошлую зиму он питался только сушеным мясом акулы [34].

Флоренс Харсант из Таноа, Северная Земля, вспоминала о фатализме, царившем среди маори: «Чтобы показать вам, как быстро грипп убивал своих жертв, один из наших соседей-маори по имени Эндрю проезжал мимо дома верхом на лошади, когда мать была на веранде. „До свидания, миссис, до свидания, – крикнул он. – Я болен, завтра меня здесь не будет“. И действительно, на следующее утро он был мертв» [35].

Уход за больными в более отдаленных районах Новой Зеландии представлял серьезную проблему из-за сложности материально-технического обеспечения. В 1918 году Айви Дриффелл из Равена, Хокианга, была молодой медсестрой в больнице Хокианга.

Я была всего лишь молодой медсестрой, но хорошей наездницей, поэтому меня отправили в очень глухое поселение маори. Сначала мне пришлось из Опонони пересечь реку Хокианга на катере, а затем ехать через песчаные холмы и пляж… Здесь не было ни врачей, ни фармацевтов, ни антибиотиков, только бутылка бренди и куча аспирина, и мы могли полагаться только на собственные суждения. Многие маори умерли до нашего прибытия и многие – после.

Я проезжала сорок с лишним миль (64 км) ежедневно, так много было боковых путей. В одном доме, куда я пришла, отец, мать и маленький мальчик были больны, ребенок, очевидно, умирал, поэтому я дала ему все, что могла, и должна была оставить его. На следующее утро он умер, и родителей перенесли на носилках вверх по лестнице. Я поднялась наверх и увидела, что отец не так уж плох, но мать слабеет. Я дала ей все, что могла, потом поговорила со стариком и дала ему бренди и аспирин. Он пришел в ярость и сказал: ««Это несправедливо, ты дала ей больше, чем мне!» Она умерла в ту же ночь [36].

Флоренс Харсант – «миссионер маори» при женском христианском Движении за трезвость, выросла, свободно владея языком маори, потому что ее отец преподавал в школе для местного населения.

Она вспоминала, как один врач сказал ей, что эпидемия гриппа «ближе всего к Черной смерти, чем все, что он когда-либо видел» [37].

Одна из обязанностей Флоренс состояла в том, чтобы стричь волосы маори, так как доктор настаивал, что «вес волос и тепло, которое они удерживают, не дают сбить температуру» [38].

У одной девушки, которая вышла замуж всего месяц назад, была прелестнейшая головка с длинными каштановыми волосами, гордость и радость ее мужа. Что бы мы ни делали, нам никак не удавалось сбить ей температуру. Наконец доктор сказал мне, что нужно отрезать ее волосы. Я сообщила эту новость ее мужу и, пока слезы катились по его щекам (и, должна признаться, по моим тоже), состригла эти прекрасные локоны. Я собрала ее волосы и отдала ему. Волосы священны для маори. Он плакал, когда забирал их, чтобы похоронить. После того как я вытерла ее губкой, я занялась другими пациентами, когда я вернулась, то обнаружила, что температура у нее спала. Она была из тех, кто выжил [39].

Как обычно, вспышка болезни отразилась и на медиках. Доктор Чарльз Литтл служил в округе между Вайкари и Вайау и был женат на Хефзибе, медсестре из больницы Крайстчерча. Оба они работали не покладая рук с начала эпидемии, и оба заразились гриппом. Хефзиба умерла 22 ноября в той же больнице, где она проходила обучение, а доктор Литтл умер от пневмонии четыре дня спустя. Ошеломленная община построила больницу в их память, со статуей доктора Литтла, смотрящего на общину, за которую он отдал свою жизнь. Что характерно, нет никакой статуи Хефзибы [40]. Однако доктор Маргарет Крукшенк, почитаемая в округе как преданный своему делу врач общей практики, была увековечена в 1923 году в статуе в Седдон-парке, Уэймат.

Доктор Крукшенк умерла от пневмонии 28 ноября, и ее похороны были одними из самых масштабных, когда-либо виденных в Ваймате [41].

В Австралии чиновники общественного здравоохранения были уверены, что они предотвратили появление испанского гриппа. Когда эпидемия распространилась по Европе, Африке, Северной и Южной Америке, австралийцы получили возможность вооружиться и принять строгие карантинные меры. Первоначально это оказалось успешным. Но в январе 1919 года в The Sydney Morning Herald появились первые сообщения о смертельном гриппе, и через несколько недель самый населенный город Австралии пал жертвой «испанки». В Herald, понимая, что городу грозит страшная опасность, опубликовали этот указ:

«НАРОДУ НОВОГО ЮЖНОГО УЭЛЬСА

Штату Новый Южный Уэльс грозит опасность более серьезная, чем война, и она угрожает жизни всех людей. Каждый день информация о борьбе с ней публикуется в прессе. Берегитесь. Следуйте данным советам, и бой можно выиграть» [42].

Подчеркивая, что «многие не должны подвергаться опасности со стороны немногих», газета призывала читателей носить маски. «Те, кто не делает этого, демонстрируют не свою независимость, а свое безразличие к жизни других – к жизни женщин и беспомощных маленьких детей, которые не могут помочь себе» [43].

Строгие карантинные меры, введенные в Сиднее, несомненно, спасли жизни многих людей. Как и в Соединенных Штатах, все увеселительные заведения были закрыты, а также бары и даже общественные телефонные пункты. Церковные службы и собрания на скачках были запрещены. Ношение масок на публике стало обязательным.

Но даже Сидней не смог перехитрить «испанку». Смертность росла, и к концу года 3500 жителей Сиднея умерли, в том числе потеряли свою жизнь 12 000 австралийцев. Все это демонстрировало, что невозможно изолировать континент от испанского гриппа, несмотря на строгие карантинные меры.

Перемирие не привело к искоренению «испанки». Вместо этого после жестокой кампании против человечества в последние месяцы 1918 года она мучительно продолжалась большую часть следующего года. Во время первого за четыре года мирного Рождества лондонская The Times с сожалением заметила, что «никогда со времен Черной смерти по миру не прокатывалась такая чума; пожалуй, никогда чума не воспринималась столь мужественно» [1].