Кэтрин Арнольд - Хроники испанки. Ошеломляющее исследование самой смертоносной эпидемии гриппа, унесшей 100 миллионов жизней

У других, однако, это была более счастливая история. Вера Бриттен, служившая медсестрой во Франции и Лондоне, после войны вернулась к учебе в Оксфордском университете и написала о своих переживаниях в «Заветах юности», одних из самых ярких мемуаров Первой мировой войны. Уэйну, армейскому служащему, который записал в своем дневнике воспоминания об испанском гриппе во время службы во Франции, также удалось получить диплом. В конце концов осенью 1918 года Уэйн вернулся домой в Англию, чтобы воссоединиться с молодой женщиной, которая, если и не была его возлюбленной, то, по-видимому, ждала его. В пятницу, 31 января 1919 года, он записал, что ему наконец-то удалось окончить Кембриджский университет: «Дипломы были вручены в здании совета в два часа дня: я надел форму, и мы втроем взошли на постамент, держа Джоуи за руку. («Джоуи» был вице-канцлером сэром Артуром Эвереттом Шипли, и рукопожатие отсылает к древней кембриджской традиции жать руку обладателя Креста Виктории при присуждении ученой степени.) [29]

А как же американский корабль «Левиафан», который привез больных гриппом новобранцев во Францию? После заключения перемирия судно было выведено из эксплуатации. У него была еще одна претензия на славу, так как на борту в качестве рулевого с 27 ноября 1918 по февраль 1919 года служил будущая кинозвезда Хамфри Богарт [30]. После полного переоборудования «Левиафан» вернулся к гражданской жизни в качестве американского пассажирского судна, и его военная служба сделала его более популярным, чем в пышные довоенные дни. Он процветал во время сухого закона, когда стоял на якоре в нейтральных водах за пределами юрисдикции США, чтобы продавать «лекарственный алкоголь» всем, кто подплывал к судну. Но в конце концов именно Великая депрессия, а не немецкие подводные лодки привела к его гибели.

Слишком дорогой в эксплуатации американский эсминец «Левиафан» совершил свой последний рейс 14 февраля 1938 года на верфь в Розите (Шотландия), где его разобрали на металлолом. От корабля теперь ничего не осталось, кроме воспоминаний тех, кто служил на нем, и этого торжественного обращения.

Мы созерцаем величие твоей громады и с изумлением и благоговением взираем на твою величину и мощь, которые превосходят все, что мы могли представить [31].

В Филадельфии жизнь Колумбы Вольц и ее подруги Кэтрин быстро вернулась на круги своя. Вскоре они снова играли в свои старые игры и катались на роликах по парку. «Все казалось таким чудесным. Я знала, что мои дяди вернутся домой из армейских лагерей и они не заболели. Все в нашей семье выздоровели от гриппа, и больше никто из моих знакомых не болел. Мы все были очень-очень счастливы. Война закончилась, и грипп практически прошел. Мир и здоровье вернулись в город» [32].

Но Анна Милани никогда не забывала о потере своего младшего брата Гарри: «Я все время думаю о нем. Мои братья и сестры – нас сейчас восемь человек – говорят о гриппе, о том, как мы все болели, что пережили. Мы говорим о Гарри» [33].

Для Мэри Маккарти принять потерю родителей и комфортную семейную жизнь представителей среднего класса оказалось намного труднее. Мэри вспомнила, как они с братьями навещали могилу ее родителей.

«Это было обычное воскресное занятие, включавшее долгие поездки на трамвае, бесконечные прогулки пешком или ожидание, носившее особенно утомительный пролетарский характер американских городских развлечений. Две могилки, которые остались от наших родителей, ассоциировались в нашем сознании с пушечными ядрами Гражданской войны и памятниками погибшим солдатам. Мы флегматично смотрели на них, ожидая чего-то, но эти две травяные ««кровати» с их надгробиями не вызывали никаких чувств» [34].

Оглядываясь назад, Мэри считала, что испанский грипп изменил ход ее жизни. Если бы ее родители были живы, полагала Мэри, ее собственная жизнь была бы гораздо более обычной: брак с ирландским адвокатом, игры в гольф и членство в католическом книжном клубе [35]. Как бы то ни было, неоднозначный автор The Group стал интеллектуальной главой и опорой The Partisan Review и The NewYork Review of Books. Прагматизм Мэри сильно отличался от прагматизма Уильяма Макселла, который стал ее редактором в The New Yorker. Уильям вспоминал о горьком чувстве утраты, когда его мать и новорожденный брат умерли от этой болезни: «С тех пор было много печали, которая раньше была нам незнакома, глубокой печали, которая никогда не уходила. Мы не в безопасности. Никто не в безопасности. Ужасные вещи могут случиться с каждым в любое время» [36].

Рядовой Гарри Андердаун, английский солдат, умерший в госпитале № 24 в феврале 1917 года, теперь покоится в мире под простым белым надгробием на военном кладбище в Этапле, блаженно не осознавая своего статуса потенциального «нулевого пациента» [1]. В то время как тело Гарри лежит нетронутым, тела многих других жертв могут хранить тайну смертельного вируса, предоставляя больше информации об этиологии испанского гриппа и причинах его появления. Это необходимо узнать, чтобы предотвратить угрозу будущих пандемий. Исследования проводятся в течение последних семидесяти лет, сначала шведским студентом-медиком Йоханом В. Хультином, затем Джеффри Таубенбергером из Института патологии Вооруженных сил в Вашингтоне, округ Колумбия, и профессором Джоном Оксфордом из Медицинской школы Королевской лондонской больницы. Эти люди и их команды искали ответы в сохранившихся телах жертв гриппа. Но только когда вирус принял новую и неожиданную форму, убив трехлетнего ребенка в Гонконге в 1997 году, исследования гриппа приобрели новую актуальность.

В 1950 году Йохан В. Хультин (род. в 1925 году) посещал медицинскую школу в Уппсальском университете «в рамках специальной программы в шведских медицинских школах, которая позволяла студентам завершить учебу на полпути, чтобы реализовывать другие интересы и вернуться к занятиям без потери положения» [2]. Хультин решил исследовать иммунную реакцию организма на грипп. Эмигрировав в Соединенные Штаты, он поступил на микробиологический факультет Университета Айовы.

Именно здесь он познакомился с профессором Уильямом Хейлом, выдающимся вирусологом из Брукхейвенской национальной лаборатории, находившейся тогда в Кэмп-Аптоне на Лонг-Айленде. За обедом профессор Хейл мимоходом сделал замечание об эпидемии гриппа 1918 года. Это замечание навсегда изменило ход жизни Хультина.

«Мы сделали все, чтобы выяснить причину этой эпидемии, – сказал Хейл. – Но мы просто не знаем, что вызвало этот грипп. Единственное, что остается, – это отправиться в северную часть мира и найти в вечной мерзлоте хорошо сохранившиеся тела, которые могли бы содержать вирус гриппа» [3].