Эрик Хобсбаум - Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век (1914–1991)

Нет необходимости углубляться в исторические детали периода между Первой и Второй мировыми войнами, чтобы увидеть, что версальские решения просто не могли стать фундаментом для прочного мира. Они были обречены с самого начала, и поэтому следующая война стала практически неизбежна. Как уже упоминалось, США почти сразу же официально вышли из договора, а в мире, который больше не был европоцентричным, ни одно соглашение, не поддержанное страной, теперь являвшейся главной мировой державой, не могло иметь веса. Как мы увидим, это было справедливо не только для политики, но и для экономики. Две главные европейские и, несомненно, главные мировые державы, Германию и Советскую Россию, временно не только исключили из международной игры, но сделали все, чтобы лишить их статуса независимых игроков. При возвращении на сцену одной (или обеих) этих держав достигнутый мир, опиравшийся только на Великобританию и Францию, поскольку Италия также оставалась недовольной, не смог бы устоять. Между тем рано или поздно, вместе или порознь Германия и Россия неизбежно должны были вновь появиться на политической сцене.

Незначительный шанс сохранить мир исчез после отказа стран-победительниц допустить побежденных к процессу мирного урегулирования. Вскоре стало ясно, что полное подавление Германии, как и абсолютная изоляция Советской России, невозможно, но осознание реального положения вещей шло медленно и трудно. В частности, Франция крайне неохотно отказалась от надежды удерживать Германию в состоянии беспомощности (англичан, в отличие от французов, не терзали воспоминания о поражении и оккупации). Что касается СССР, то страны-победительницы предпочли бы, чтобы этого государства вообще не было. Став на сторону контрреволюционных сил в Гражданской войне в России и посылая войска для их поддержки, они не выказывали никакого желания признать существование Страны Советов. Их коммерсанты отклоняли предложения самых выгодных концессий для иностранных инвесторов, сделанные Лениным, которому нужно было любыми способами налаживать экономику, почти уничтоженную мировой войной, революцией и начавшейся гражданской смутой. Советская Россия была вынуждена развиваться в изоляции. Преследуя политические цели, отверженные государства Европы – Советская Россия и Германия – сблизились в начале 1920‐х годов.

Возможно, следующей войны можно было избежать или, по крайней мере, отсрочить ее наступление, если бы довоенная экономика была восстановлена в прежнем виде как глобальная система экономического роста и процветания. Однако через несколько лет, в середине 1920‐х годов, когда казалось, что военная и послевоенная разруха уже позади, разразился самый глубокий экономический кризис со времен промышленной революции (см. главу 3). В результате в Германии и Японии к власти пришли милитаристы и ультраправые, нацеленные на то, чтобы переломить существующий статус-кво путем резкой, при необходимости военной конфронтации вместо переговоров о постепенных изменениях. С этого времени новую мировую войну можно было не только предвидеть, но и предсказать в плановом порядке. Те, кто вырос в 1930‐е годы, жили в ожидании войны. Страшные видения эскадрилий самолетов, сбрасывающих бомбы на города, и жутких фигур в противогазах, на ощупь, как слепцы, прокладывающих путь сквозь завесу ядовитого газа, часто являлись воображению моего поколения: во втором случае эти видения оказались ошибочными, в первом – пророческими.

Обстоятельствам, приведшим ко Второй мировой войне, посвящено гораздо меньше исторической литературы, чем обстоятельствам начала Первой мировой. Причины этого понятны. За редчайшими исключениями, ни один серьезный историк никогда не сомневался, что агрессорами были Германия, Япония и, в меньшей степени, Италия. Страны, втянутые в войну против этих трех государств, неважно – капиталистические или социалистические, не хотели воевать, и большинство из них делало все возможное, чтобы этого избежать. На вопрос о том, кто или что послужило причиной Второй мировой войны, можно ответить в двух словах: Адольф Гитлер.

Ответы на вопросы истории, безусловно, не так просты. Обстановка в мире, созданная Первой мировой войной, была в корне нестабильна в первую очередь в Европе, но и на Дальнем Востоке тоже, и поэтому нельзя было ожидать, что мир продлится долго. Существующим положением не были удовлетворены не только побежденные государства, которые (в особенности Германия) полагали, что имеют достаточно причин для недовольства. Все партии в Германии, от коммунистов на крайнем левом фланге до национал-социалистов на крайнем правом, единодушно считали Версальский договор несправедливым и неприемлемым. Парадоксально, что если бы в Германии действительно произошла революция, то она могла породить менее опасную для всего мира страну. Два побежденных государства, ставших по‐настоящему революционными, Россия и Турция, были слишком заняты собственными проблемами, включая защиту своих границ, чтобы обострять международную напряженность. В 1930‐е годы они являлись стабилизирующими силами, причем Турция оставалась нейтральной и во время Второй мировой войны. Однако Япония и Италия, несмотря на то что они воевали на стороне победителей, также чувствовали себя обделенными, хотя японцы расценивали ситуацию более реалистично, чем итальянцы, чьи имперские аппетиты значительно превосходили их возможности. В результате Первой мировой войны Италия приобрела значительные территории в Альпах, на Адриатике и даже в Эгейском море – почти все, что обещали ей союзники за переход на их сторону в 1915 году. Однако торжество фашизма в Италии – контрреволюционного и поэтому ультранационалистического и империалистического движения – ясно говорило о ее неудовлетворенности (см. главу 5). Что касается Японии, то весьма значительные сухопутные и морские военные силы превратили ее в едва ли не самую грозную державу на Дальнем Востоке, особенно после того, как Россия сошла со сцены. Международное признание этого обстоятельства было закреплено Вашингтонским военно-морским соглашением 1922 года, которое раз и навсегда положило конец морскому владычеству Великобритании, установив соотношение 5:5:3 для численности американских, британских и японских военно-морских сил соответственно. И все же Япония, индустриализация которой шла с невероятной скоростью (хотя по абсолютному объему ее экономика оставалась все еще на весьма скромном уровне – 2,5 % мирового промышленного производства в конце 1920‐х годов), без сомнения, чувствовала, что заслуживает гораздо большего куска дальневосточного пирога, чем тот, что выделили ей белые имперские державы. Более того, фактически не обладая никакими природными ресурсами, необходимыми для современной экономики, Япония остро ощущала свою зависимость. Ее импорт в любое время мог быть заблокирован с помощью иностранных военно-морских сил, а экспорт полностью зависел от американского рынка. Военное давление с целью создания близлежащей материковой империи в Китае (этот вариант обсуждался) могло помочь сократить японскую систему коммуникаций и тем самым сделать ее более защищенной.