Эрик Хобсбаум - Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век (1914–1991)

Что касается рабочих, то после войны полная занятость, т. е. ликвидация массовой безработицы, стала краеугольным камнем экономической политики в странах реформированного демократического капитализма, чьим самым знаменитым, но не единственным пророком и первопроходцем являлся британский экономист Джон Мейнард Кейнс (1883–1946). Его аргументы в пользу ликвидации перманентной массовой безработицы были в равной мере политическими и экономическими. Сторонники Кейнса справедливо считали, что потребности, возникающие у получающих доход полностью занятых рабочих, могут оказывать стимулирующее воздействие на ослабленную экономику. Однако причина, по которой данный метод наращивания потребностей получил такой исключительный приоритет (британское правительство вступило на этот путь еще до окончания Второй мировой войны), состояла в том, что массовая безработица считалась политически и социально взрывоопасной, что и было доказано во время депрессии. Эта вера была столь сильна, что, когда через много лет массовая безработица возвратилась, особенно во время экономического спада начала 1980‐х годов, многие наблюдатели (включая автора этих строк) с уверенностью ожидали наступления социальной нестабильности и были удивлены, когда ее не последовало (см. главу 14).

А произошло это, без сомнения, в огромной степени благодаря другой профилактической мере, предпринятой во время Великой депрессии, утвердившейся после нее и ставшей одним из ее результатов: введению современных систем социального страхования. Кого сейчас удивляет, что в США в 1935 году был принят Закон о социальном обеспечении? Мы так привыкли к преобладанию обширных систем социальной поддержки в странах промышленного капитализма (за некоторым исключением в Японии, Швейцарии и США), что забыли, как мало перед Второй мировой войной было государств, имевших программы социального обеспечения в современном их значении. Даже Скандинавские страны только начинали внедрять их. Да и сам термин “государство всеобщего благоденствия” вошел в употребление только в 1940‐х годах.

Шок, произведенный Великой депрессией, усиливался еще благодаря тому, что единственная страна, решительно отвергшая капитализм, – СССР – оказалась защищенной от нее. В то время как остальной мир, или, по крайней мере, либеральный капиталистический мир Запада, продолжал загнивать, в СССР происходила массовая стремительная индустриализация в соответствии с новыми пятилетними планами. С 1929 по 1940 год советское промышленное производство как минимум утроилось. Оно выросло с 5 % мирового промышленного производства в 1929 году до 18 % в 1938‐м, в то время как общая доля США, Великобритании и Франции упала с 59 до 52 %. К тому же в СССР не было безработицы. Эти достижения производили на иностранных наблюдателей различных мировоззрений, включая малочисленный, но влиятельный поток экономистов, в качестве туристов посещавших Москву в 1930–1935 годах, более сильное впечатление, чем очевидная примитивность и неэффективность советской экономики и варварская жестокость сталинской коллективизации и массовых репрессий. Ведь они пытались осознать не столько феномен СССР, сколько крушение их собственной экономической системы, глубину краха западного капитализма. В чем состоял секрет советской системы? Можно ли было благодаря ей чему‐то научиться? В ответ на российские пятилетки в западной политике прочно утвердились слова “план” и “планирование”. Социал-демократические партии (как, например, в Бельгии и Норвегии) разрабатывали партийные “планы”. Сэр Артур Солтер, британский государственный деятель, человек в высшей степени респектабельный, с безупречной репутацией, один из столпов общества, написал книгу “Исцеление”, в которой доказывал необходимость планирования для того, чтобы вырваться из порочного круга Великой депрессии. Группа британских умеренных государственных чиновников и функционеров основали “мозговой центр” из представителей нескольких партий под названием “Бюро политического и экономического планирования”. Молодые консерваторы, такие как будущий премьер-министр Гарольд Макмиллан (1894–1986), стали выразителями идей “планирования”. Даже убежденные нацисты переняли эту идею – в 1933 году Гитлер представил свой четырехлетний план. (По причинам, которые будут рассмотрены в следующей главе, успехи нацистов в борьбе с депрессией после 1933 года получили куда меньший международный резонанс.)

Почему же капиталистическая экономика не смогла функционировать в период между мировыми войнами? Важнейшей составной частью любого ответа на этот вопрос является ситуация в США. Ведь если экономические трудности стран, принимавших участие в войне, можно объяснить потрясениями военного и послевоенного периодов, то США находились далеко от театра военных действий и принимали в них только краткосрочное участие, если это вообще так можно назвать. Первая мировая война отнюдь не подорвала их экономику, а, напротив, оказала на нее весьма ощутимое положительное влияние, так же как и Вторая. К 1913 году США уже являлись самой крупной экономической державой в мире и производили более трети всей мировой промышленной продукции – почти столько же, сколько Германия, Великобритания и Франция, вместе взятые. В 1929 году США выпускали более 42 % мировой продукции, в то время как три названные европейские промышленные державы производили менее 28 % (Hilgerdt, 1945, Table 1.14). Эти цифры говорят о многом. В частности, в то время как производство стали в США в 1913–1920 годах выросло примерно на четверть, в остальном мире оно упало примерно на треть (Rostow, 1978, p. 194, Table 111.33). Одним словом, после окончания Первой мировой войны США господствовали во многих отраслях мировой экономики (что имело место и после Второй мировой войны). И только Великая депрессия временно прервала это господство.

К тому же война не только укрепила положение Соединенных Штатов как наиболее влиятельного в мире промышленного производителя, но и превратила их в самого могущественного мирового кредитора. Великобритания во время войны потеряла около четверти своих зарубежных инвестиций, главным образом в США, – она вынуждена была отказаться от них для покупки военных ресурсов; Франция потеряла половину своих инвестиций, в основном в результате революции и развала в Европе. Между тем американцы, начавшие войну в качестве страны-должника, закончили ее в качестве основного международного кредитора. Поскольку США сконцентрировали свои операции в Европе и Западном полушарии (британцы все еще оставались самыми крупными инвесторами в Азии и Африке), их влияние на Европу стало решающим.