Игорь Сенченко - Советская Россия, Аравия и Персидский залив. Документированные страницы истории

В силу этого Советское Правительство считает себя в состоянии нормальных дипломатических отношений с Правительством Вашего Величества» (86).

19 февраля 1926 г. К. Хакимову доставили и вручили ответную ноту, подписанную ‘Абд ал-‘Азизом ибн Са’удом, следующего содержания: «Мы имели честь получить Вашу ноту от… 16.02.1926 г. за № 22, сообщающую о признании Правительством СССР нового положения в Геджасе [Хиджазе], заключающегося в присяге населения Геджаса Нам в качестве короля Геджаса, султана Неджда и присоединенных областей, за что Правительству Союза ССР мое Правительство выражает свою благодарность». В этой ноте Ибн Са’уд указывал на «свою полную готовность к отношениям с Правительством Союза ССР и его подданными [гражданами], какие присущи дружественным державам». Да будут отношения между обоими правительствами, писал он, основаны на уважении к независимости территории, где располагаются святыни ислама, и нормах международного права, признаваемых всеми государствами (87).

Информируя НКИД о состоявшемся обмене нотами, К. Хакимов извещал, что признание ‘Абд ал-‘Азиза Советским Союзом имело важное значение для укрепления его международного положения – побудило к тому же Англию и другие державы. Признание ‘Абд ал-‘Азиза Лондоном, отмечал К. Хакимов, «носившее довольно поспешный характер, можно рассматривать даже как вынужденное» (88).

2 апреля 1926 г. Г. В. Чичерин отправил Ибн Са’уду письмо, в котором выражалось удовлетворение по поводу оформления нотами 16 и 19 февраля 1926 г. дипломатических отношений между СССР и Хиджазом. «Мы убеждены, – отмечал наркоминдел, – что стоящие перед Вашим Величеством огромной важности задачи в области внутренней и внешней политики… будут с успехом выполнены на благо арабского народа… Дружественные же отношения, столь счастливо установившиеся между двумя странами, будут все больше укрепляться на благо арабского народа и народов Союза Советских Социалистических Республик» (89).

В ответном письме наркоминделу Ибн Са’уд «выражал удовлетворение по поводу дружеских отношений, установившихся между двумя правительствами».

10 мая 1926 г. в королевском дворце в Мекке К. Хакимов передал Ибн Са’уду памятные подарки и письмо Г. Чичерина. Королю – «большой ларец и серебряную с эмалью вазу с чашечками»; принцу Файсалу, сыну короля, – палаш; премьер-министру Хафизу Вахбе и управляющему иностранными делами ‘Абд Аллаху Дамлюджи – ларцы.

В ответном послании (май 1926 г.) Ибн Са’уд поблагодарил за направленные ему подарки, и выразил удовлетворение тем, что отношения между двумя странами развиваются «дружественным образом». Высооко отозвался он и о работе К. Хакимова. «Его тактичность и умелое обращение во всем, – говорилось в послании короля, – всемерно содействут дружеским отношениям между двумя странами» (90).

СССР, повествует в своем исследовании взаимотношений Москвы и Эр-Рияда саудовский историк Маджид ат-Турки, «стал первой внешней по отношению к региону страной, заявившей о том, что, “руководствуясь правом самоопределения народов”, она стремится к установлению нормальных дипломатических отношений с правительством короля ‘Абд ал-‘Азиза» (91). Для короля Ибн Са’уда, подчеркивает он, было «важно утвердить независимость созданного им политического образования». Установление дипломатических отношений с СССР Ибн Са’уд «рассматривал как шаг в направлении становления его образования в полноправный субъект международных отношений», стремился тем самым добиться международной политической поддержки.

Рассуждая о тех целях, что преследовала Москва, идя на признание Ибн Са’уда и оформление с ним дипломатических отношений, Ат-Турки приводит мнение на этот счет Салаха ад-Дина ал-Мух-тара, которого он называет «автором официальной национальной истории». «Видимо, – цитирует он его слова, – целью действий большевиков было стремление поднять восстание народов против франко-британского присутствия в регионе и добиться расположения арабских лидеров того времени. Король ‘Абд ал-‘Азиз являлся одним из наиболее ярких среди них» (92). Новое государство, основанное Ибн Са’удом, замечает он, представляло интерес для Москвы «еще и потому, что оно занимало особое место в исламском мире в силу того, что на его территории располагаются мусульманские святыни».

Интересный момент: несмотря на официальное признание Ибн Са’уда советским правительством, в Москве не торопились направлять К. Хакимову новые верительные грамоты. Исходили из того, что если и европейские державы последуют примеру Москвы, то есть если и они признают Ибн Са’уда, то Советский Союз незамедлительно предпримет еще один дипломатических ход – первым аккредитует К. Хакимова в ранге посланника. И, сделав это, создаст объективные основания для избрания К. Хакимова дуайеном. Подтверждением тому – письмо, полученное К. Хакимовым от зав. отделом Ближнего Востока НКИД Сергея Константиновича Пастухова от 05.04. 1926 г., следующего содержания: «В силу некоторых соображений нам пришлось воздержаться от отправки Вам [верительных] грамот с этой почтой. Тов. Чичерин посылает специальное письмо Сауду, которое будет служить как бы субститутом этих грамот. Нам пока неизвестно, собираются ли вручать грамоты другие представители. Если они не будут вручать грамоты, возможно, что и мы откажемся от вручения грамот, и Вам придется свое формальное положение в Аравии основывать на письме Чичерина Сауду.

Если же вопрос о посылке грамот будет разрешен положительно, можно было бы акредитовать Вас не в качестве дипломатического агента и генконсула, а полномочного представителя в ранге посланника. В установившейся дипломатической практике буржуазных стран агенты обычно назначаются в страны, за которыми не признается полного суверенитета. Проводить подобную дискриминацию между восточными странами мы считаем нежелательным. С другой стороны, и для Сауда Ваше “повышение” в ранге, по-видимому, будет вполне желательным». Это «должно будет привести к Вашему старшенству в дипломатическом корпусе… Поскольку Вы первым вручите грамоты с новым рангом, старшинство будет за Вами» (93).

Инструктируя К. Хакимова относительно содержания его бесед с ‘Абд ал-‘Азизом, а также тактики поведения с англичанами, Г. Чичерин акцентировал внимание К. Хакимова на двух моментах. Во-первых, на «обязательном подчеркивании нашей общей с Ибн Саудом дружбы с народами Востока», равно как и «лежащего в основе нашей политики принципа самоопределения народов». И, во-вторых, на «крайне осторожном поведении по отношению к Англии». «Не надо давать пищи для какого-либо нового английского ультиматума», писал Г. Чичерин. Если ‘Абд ал-‘Азиз «сегодня с Англией в ссоре, то нет гарантии, что завтра он с нею не помирится… При таких условиях излишняя откровенность недопустима. Можно говорить в самом общем виде о том, что сочувствие Советской России самоопределяющимся и борющимся за независимость народам означает, что мы против всяких завоеваний и угнетений малых народов великими державами. Но не следует заострять эти разговоры специально против Англии, чтобы не получился у нас дипломатический скандал. Нужно иллюстрировать тезис наших дружественных отношений с народами Востока, рассказывая о нашей дружбе с Турцией, Персией, Афганистаном и т. п., но при этом надо чрезвычайно осторожно относиться к Англии». Всякое стремление восточных народов к независимости, подчеркивал Георгий Васильевич Чичерин, «может рассчитывать на наше сочувствие». Вступив в отношения с Хиджазом, продолжал наркоминдел, мы имели в виду «установить контакт с народами Аравийского полуострова», и контакт этот нам хотелось бы сохранить. Победы, одержанные Ибн Са’удом, «не означают, что он уже добился независимости», полной и абсолютной. «Нет, ему еще предстоит трудная борьба с государствами, которые хотели бы видеть в Аравии не сильное независимое государство, объединяющее арабов в борьбе с иностранными домогательствами, а европейскую колонию или же многих мелких князьков, враждующих между собой» (94).