Игорь Сенченко - Советская Россия, Аравия и Персидский залив. Документированные страницы истории

В 1939 г., когда началась добыча нефти в Саудовской Аравии, поиск Ибн Са’удом альтернатив Лондону и Москве, или «других вариантов», по его выражению, для выправления финансово-экономического положения страны, завершился триумфальным выходом на политическую авансцену Аравии американцев.

Сближение короля Ибн Са’уда с США обернулось и для Лондона, и для Москвы негативными последствиями, ощутимо задевшими их политические и экономические интересы в Аравии. Англичане, впустив американцев в «британский заповедник» на Аравийском полуострове, утратили реально имевшуюся у них возможность привязать к себе саудовского короля в финансово-экономическом плане, и тем самым удержать его в орбите своего влияния. Советский Союз пострадал еще больше. Размолвка с Эр-Риядом надолго лишила его «дипломатической базы» в Саудовской Аравии, в крупнейшем государстве Аравийского полуострова, в центре ислама. Вашингтон же, умело потеснив своих конкурентов в лице Лондона и Москвы соответственно, сделался главной опорой Са’удов, и остается таковой и по сей день.

В сентябре 1940 г. Германия, Италия и Япония заключили тройственный пакт и распределили сферы влияния в Европе, Африке и Азии. Предпринимались, как известно, усилия, чтобы привлечь к этому пакту и Советский Союз. В ходе советско-немецких переговоров по данному вопросу в Берлине (12–13 ноября 1940 г.) В. Молотов, по воспоминаниям Густава Хильгера, переводчика Гитлера, которого немцы-участники этих переговорв называли «секундантом советско-немецкого дипломатического поединка», добивался признания Берлином новых сфер интересов СССР, прежде всего на Балканах. Гитлер же «толкал Советы в Азию». Предлагал сосредоточить внимание на разделе тамошнего «богатого наследства британцев», крупнейшего в мире «колониального поместья» Англии. В. Молотов, заявлял, что советское правительство, будучи заинтересованным в новом порядке в Европе, было бы готово принять участие, в качестве партнера, в «широком соглашении четырех держав». Возможность такого участия предварял необходимостью «уточнения ряда вопросов», касавшихся советских интересов на Балканах и в Черном море (20).

25 ноября 1940 г., по возвращении в Москву, В. М. Молотов (после консультаций с И. В. Сталиным) пригласил к себе немецкого посла Вернера фон дер Шуленбурга и просил сообщить в Берлин, что советское правительство готово было бы принять проект о пакте четырех держав относительно «политического сотрудничества и взаимной экономической поддержки». Возможность присоединения к Тройственному пакту оговаривал рядом условий, а именно:

1) немедленным выводом немецких войск из Финляндии;

2) заключением пакта о взаимопомощи между Советским Союзом и Болгарией, и размещением советских военных баз внутри полосы Босфора и Дарданелл (Сталин намеревался ввести советские войска в Болгарию, поэтому Москва предлагала подписать в рамках «пакта четырех» протокол относительно военных и дипломатических мер на случай «оппозиции этим планам со стороны Турции»);

3) отказом Японии от концессий на добычу угля на Северном Сахалине;

4) признанием зоной территориальных устремлений Советского Союза область к югу от Батуми и Баку в направлении Персидского залива (имелись в виду Турция, Северный Иран и Ирак). Москва предлагала также приложить к «пакту четырех» пять секретных протоколов, три из которых фиксировали бы согласие остальных участников пакта с вышеизложенными условиями СССР (21).

Из сказанного выше видно, что Иран, Восточное побережье Персидского залива и район мосульских нефтепромыслов в Ираке занимали в 1940-е годы видное место на шкале внешнеполитических приоритетов СССР.

Формулировку В. Молотова о заинтересованности СССР в направлении от линии Батуми-Баку в сторону Персидского залива на Западе впоследствии интерпретировали не иначе как одну из форм проявления «извечного стремления России к теплым морям». При этом непременно упоминали, как справедливо отмечает в своей работе «Россия на Ближнем и Среднем Востоке: от мессианства к прагматизму» А. Васильев, и пресловутое «завещание Петра Великого», наставлявшего, дескать, потомков своих продвигаться к теплым морям. Известно, однако, что «завещание» сие было сфабриковано французами и опубликовано по личному распоряжению Наполеона, выдававшего себя за защитника мусульман Востока от вожделений в отношении их земель со стороны Англии и Российской империи.

10 декабря 1940 г. коллегия НКИД СССР приняла решение «считать целесообразным с января 1941 г. возобновить деятельность представительства СССР в Саудовской Аравии» (22). Однако претворить его в жизнь не удалось. Причиной тому – и изменившийся подход к Москве самого Ибн Са’уда, и соответствующее влияние на него США и Англии, двух стратегических партнеров саудовского короля, крайне незаинтересованных в «возвращении Советского Союза» в Саудовскую Аравию.

Не без их участия, думается, произошли изменения и во взглядах Эр-Рияда на нацистскую Германию. Когда в начале 1940-х годов, рассказывает в своем исследовании российско-саудовских отношений историк Ат-Турки, «германский представитель в Джидде Ф. Гробба обратился к Ибн Са’уду с запросом о предоставлении его стране концессии на разработку полезных ископаемых на побережье Красного моря», то король на обращение немцев отреагировал отрицательно. Не увенчались тогда успехом, замечает Ат-Турки, и «попытки Гитлера установить личные контакты с Ибн Са’удом». Так, послание соответствующего содержания, направленное ему Гитлером в 1941 г., Ибн Са’уд вообще «умолчал» (23).

В том же 1941 г. король Саудовской Аравии расторг Договор о дружбе с Германией, разорвал дипломатические отношения с Берлином и выслал из Джидды гитлеровского посланника, а в феврале-марте 1945 г. объявил войну Германии и Японии. С Италией, к слову, Ибн Са’уд оборвал дипотношения еще в 1942 г.

Во время Второй мировой войны никаких контактов между Советским Союзом и Саудовской Аравией не происходило. Но вот отношения Эр-Рияда с Соединенными Штатами упрочились. В 1943 г. американское правительство объявило Саудовскую Аравию страной, имеющей жизненно важное значение для США, их политико-экономических интересов, и распространило на королевство, как мы уже упоминали в этой книге, закон о ленд-лизе.

Важным событием в американо-саудовских отношениях, способствовавшим дальнейшему их сближению, стала встреча (14 февраля 1945 г.) президента Франклина Рузвельта с королем ‘Абд ал-‘Азизом на борту крейсера «Квинси» (Quincy). Возвращаясь из России, с Ялтинской конференции, самолет президента США сделал остановку в Египте, где в районе Большого Горького озера на Суэцком канале Ф. Рузвельт и принял на борту американского крейсера саудовскую делегацию. Подготовкой этой встречи занимался американский посол в Джидде Уильям Эдди (занимал эту должность с 1944 по 1946 гг.) Обсуждал данный вопрос и согласовывал дату встречи напрямую с Ибн Са’удом, дабы информация о ней не просочилась к англичанам. В ночь окончания Ялтинской конференции Рузвельт уведомил Черчилля, что через пару дней повстречается с Ибн Са’удом. Говорят, что эта новость буквально ошеломила английского премьер-министра. И он тут же дал указание своему послу в Джидде, чтобы тот постарался договориться с Ибн Са’удом насчет его с ним встречи до проведения таковой с Рузвельтом. Задумка не удалась. Первым, с кем встретился Ибн Са’уд, был Рузвельт. Отправился Ибн Са’уд в район Большого Горького озера 12 февраля 1945 г., в 16.30, из Джидды, на американском эсминце «Мёрфи» (Murphy). Об отъезде короля мало кто знал, даже его гарем, с которым он прибыл в Джидду, и тот был не в курсе дела. Предстал Ибн Са’уд перед капитаном корабля с небольшой группой сопровождавших его лиц, в которую входили только несколько его сыновей и ‘Абдалла Сулайман, министр финансов, но с множеством слуг и со стадом овец, численностью в сто голов. Изумленному капитану заявил, что овцы предназначены для приготовления пищи, и что есть «несвежее мясо», то есть законсервированное, из банок, либо замороженное, из холодильных камер, он не привык. После долгих довольно-таки переговоров компромисс был все-таки достигнут. Капитану удалось договориться, чтобы на борт судна погрузили только семь овец. На палубе корабля для Ибн Са’уда был разбит шатер, а к столу ежедневно забивали овцу.