Бернард Корнуэлл - Повелитель войн [litres]

Младший мой сын, носивший теперь имя Утред, хотя и христианин, вел жизнь воина. Он овладел мастерством обращения с мечом, копьем и щитом, а вот старший пошел по другой дороге – дороге, приведшей его к сану христианского священника. В тот день я отрекся от него. Я нарек его отцом Иудой – это имя он носил некоторое время, пока не стал называться Освальдом. Я не вспоминал про него, за исключением нескольких случаев, когда он появлялся в моей жизни. Освальд был со мной, когда мой младший сын убил Зигурда Ранулфсона, а брат последнего, Кнут, едва не прикончил меня. В тот день отец Освальд обходил нашу «стену щитов», ободряя воинов и вознося молитвы, но мы не помирились. Он презирал язычников, а я злился, что он отрекся от судьбы моего рода.

Позже Брида, ненавидевшая христиан ведьма, – некогда моя возлюбленная, обратившаяся против меня, – захватила отца Освальда и оскопила. Она тоже умерла – моя дочь выпустила ей потроха, – а тяжелая рана отца Освальда зажила. Я заботился о нем, наблюдал за исцелением, но по-прежнему сердился, что сын покинул Беббанбург. С того времени мы не встречались, хотя порой глубокой ночью, когда воющий в крышах Беббанбурга морской ветер не давал уснуть, я вспоминал о нем. Только не с любовью, а с сожалением и обидой. Он отрекся от своего долга перед нашим родом, которому суждено владеть Беббанбургом до того дня, когда погибельный хаос обрушится на землю, океаны вскипят, а боги падут, залитые кровью.

И вот теперь он здесь. Епископ! Сын сурово смотрел на меня с помоста, со своего почетного места рядом с королем.

– Лорд, поднимайся! – повторил Этельстан, снова улыбнувшись. – Добро пожаловать! Иди к нам!

Благодарность, как говаривал мой отец, – это собачья болезнь. Поэтому я полез на помост в намерении выяснить, не осталось ли еще в Этельстане каких-нибудь признаков этой хвори. А еще насколько продвинулся старший сын в деле разрушения мечты всей моей жизни вечно обладать Беббанбургом.

Wyrdbið ful ãræd.

Судьбы не избежать.

Ел я мало, пил еще меньше. Этельстан усадил меня на почетное место, по правую от себя руку, заставив епископа Оду передвинуться подальше. Король угощал меня вином, ветчиной, сырами, свежим хлебом и миндалем, сказав, что это дар правителя франков. Он осведомился о моем здоровье и спросил про Бенедетту.

– Слышал, она живет с тобой, – проговорил он. – Разумеется, я помню ее по двору моего отца.

– Где она была рабыней, – буркнул я.

– Мне помнится, она была красивейшей женщиной, – продолжил Этельстан, не обратив внимания на мой тон. – Ну и рабыней тоже. Поэтому ты не взял ее в жены?

– Совсем не поэтому, – отрезал я, потом решил, что не помешает более подробное объяснение. – У нее суеверия насчет брака.

– Как и у меня, – заявил Этельстан с улыбкой.

– Но тебе-то, государь, следует жениться, – возразил я. – Твоим королевствам нужен наследник.

– Так он у них есть – мой сводный брат Эдмунд. Ты же знаком с ним, да?

– Мне он запомнился несносным мальцом.

Этельстан расхохотался:

– Ты никогда не любил детей, ведь так? Даже своих собственных.

В последних трех словах пряталось жало.

– Моих детей я любил. Но мне довелось потерять троих из них. – Я прикоснулся к висящему на шее молоту.

– Троих? – переспросил он.

– У меня был сын от первого брака, – пояснил я. – Он умер во младенчестве.

– Соболезную. Я не знал.

– Потом погибла Стиорра.

Про третьего Этельстан предпочел не спрашивать, так как знал, что я имею в виду епископа Освальда. А мой старший сын и вправду стал епископом и получил диоцез в Сестере. Он по-прежнему сидел слева от Этельстана, но мы делали вид, что не замечаем друг друга. Когда я взобрался на помост, мой сын поприветствовал меня холодным кивком, но я не ответил, даже не посмотрел ему в глаза. Затем, когда Этельстан отвлекся, я обратился к епископу Оде.

– Почему ты мне не сказал? – спросил я вполголоса.

Оде не требовалось ничего растолковывать. Он пожал плечами.

– Король желал удивить тебя. – Священник смотрел на меня спокойными, умными глазами, храня непроницаемое выражение лица.

– Ты хочешь сказать ошарашить?

– Я хочу сказать, что он молится о вашем примирении. Все мы молимся. Твой сын – хороший человек.

– Это не мой сын.

Гнев и обида сделали меня раздражительным. Этельстан мог рассыпаться в приветствиях, но я все равно чувствовал себя загнанным в капкан. Убить Колфинна было просто, но это гостеприимство в заново отстроенном зале вселяло в меня ужас.

– Принц Эдмунд выказывает большие способности! – с восторгом произнес Этельстан. – Из него вырастет могучий воин. Он хотел поехать с нами на север, но я возложил на него командование в Винтанкестере.

Я промычал что-то в ответ и обвел взглядом освещенный свечами зал. Сидевшие в нем люди смотрели на меня. Я знал многих из них, но для молодого поколения я был чужаком, реликвией, именем из прошлого. Они слышали обо мне, слышали истории о побежденных врагах и разбитых армиях, видели блестящие браслеты на моих руках, боевые шрамы на щеках. Еще юнцы видели седую бороду и глубокие морщины, избороздившие мое лицо. Я был прошлым, а они – будущим. Меня как бы больше не существовало.

Этельстан поднял глаза на закрытые ставни.

– Мне кажется, солнце пытается проглянуть, – сказал он. – Я не прочь немного проехаться. Составишь мне компанию?

– Я этим утром уже проехался, государь, – нелюбезно ответил я.

– В такой-то дождь?

– Был один человек, которого следовало убить, – буркнул я.

Король просто смотрел на меня глубоко посаженными глазами. Враги дали ему ехидное прозвище Мальчик-Красавчик, но все они были теперь мертвы, а мальчик-красавчик повзрослел и возмужал, превратившись в привлекательного и даже внушительного мужчину.

– И он теперь покойник, – закончил я.

На его губах мелькнула тень улыбки. Этельстан понимал, что я пытаюсь вывести его из себя, но не поддался на мою грубость. Он строго-настрого запретил поединки, отдал приказ не носить в лагере оружия. И вот я открыто признаюсь, что совершил убийство, а ему вроде как все равно.

– Мы проедемся, – твердо заявил он. – И захватим с собой пару соколов. Идет?

Король хлопнул в ладоши, привлекая внимание всех собравшихся в зале:

– Солнце выглянуло! Не поохотиться ли нам? – Он оставил скамью, подавая всем пример тоже подняться.

Нам предстояло отправиться на охоту.

Епископы с нами не поехали, и это было хоть каким-то утешением. Ода сказал, что Этельстан хочет моего примирения со старшим сыном, и я боялся, что меня заставят все полдня терпеть его общество, но вместо этого большую часть времени сам Этельстан ехал рядом со мной, тогда как свита держалась позади. Сопровождали нас два десятка облаченных в кольчуги воинов – суровых парней в алых плащах, с длинными копьями и верхом на крупных скакунах.