Бернард Корнуэлл - Повелитель войн [litres]

– Видимо, римский лагерь, – пояснил Этельстан, когда мы спешились. – Пойдем со мной.

Его облаченные в алые плащи защитники окружили древний лагерь, но дальше по мокрой траве среди осевших валов пошли только он и я.

– Что сказал тебе Хивел прошлой ночью? – Этельстан не тратил время на дипломатию.

Меня такая прямота удивила, но я дал честный ответ, наверняка приятный ему.

– Он сказал, что намерен хранить заключенный с тобой мир.

– Так и будет. – Король помедлил и слегка нахмурился. – По крайней мере, я так считаю.

– Государь, ты сурово обошелся с ним.

– Сурово? – В его голосе прозвучало удивление.

– Хивел упомянул, что платит тебе двадцать четыре фунта золота, триста фунтов серебра и десять тысяч голов скота в год.

– Так и есть.

– Неужели христианский король не может заключить мир, не назначив за него цену?

– Это не цена, – возразил Этельстан. – Наш остров под угрозой. Норманны наводняют Ирландское море, их флоты мчатся с северным ветром, их воины жаждут нашей земли. Уэльс – маленькая страна, страна уязвимая, и ее берега уже подвергались нападениям. Эти деньги, лорд Утред, – плата за копья, призванные оборонять эти берега.

– Твои копья?

– А чьи же еще? Хивел разве тебе не сказал? Если на его землю нападут, мы придем на ее защиту. Я заключил христианский мир, союз христианских народов против языческого севера, а война стоит денег.

– Твой мир подразумевает, что слабый платит сильному. Почему бы тебе не дать Хивелу денег, чтобы тот смог создать крепкую армию?

Этельстан словно пропустил этот вопрос мимо ушей. Он шагал, нахмурившись.

– Мы на острове, и нападение на одно христианское королевство означает нападение на все. Нужен предводитель, и Бог распорядился так, чтобы наше государство оказалось самым большим, самым сильным, поэтому именно нам суждено руководить обороной против любого язычника, который придет разорять наш остров.

– Выходит, если норманны высадятся в Северной Альбе, ты пойдешь на них войной? – высказал предположение я.

– Если Константину не удастся самому справиться с ними, то конечно!

– Значит, Хивел и Константин платят за свою собственную защиту?

– А почему им этого не делать?

– Они об этом не просили, – резко возразил я. – Ты принудил их.

– Потому что им не хватает дальновидности. Этот мирный договор я заключаю ради их собственного блага. – Этельстан подвел меня к невысокой каменной стене, на которую сел и пригласил меня присесть рядом. – Со временем они поймут это.

Он помедлил, как бы ожидая ответа, но, когда я промолчал, пришел в возбуждение.

– Как думаешь, почему я устроил это собрание в Бургеме?

– Понятия не имею.

– Это Камбрия! – Он взмахнул рукой, сверкнув драгоценными камнями перстней. – Это саксонская земля, наша земля. Ее захватили наши предки, и долгие века наш народ возделывал ее. Здесь есть церкви и монастыри, дороги и рынки, но во всей Британии не найти более беззаконного места! Сколько норманнов обосновалось в этих краях? Сколько данов? Овейн Страт-Клотский претендует на нее, Константин имел даже наглость назначить ей правителя! Но что это за страна? Эта страна – Нортумбрия! – Последние три слова он произнес с нажимом, каждый раз ударяя по камню, на котором сидел. – И что предприняла Нортумбрия, чтобы изгнать захватчиков? Ничего! Ничего! Ничего!

– Я потерял хороших парней, когда бил Скёлля Гриммарсона под Хеабургом, – яростно возразил я. – И тогда ни Мерсия, ни Уэссекс мне не помогли! Быть может, потому, что я не заплатил им?

– Ну же! – постарался успокоить меня Этельстан. – Никто не сомневается в твоей храбрости. Никто не оспаривает, скольким мы тебе обязаны. Если честно, я пришел сюда, чтобы уплатить причитающийся тебе долг.

– Вторгнувшись в Нортумбрию? – Я все еще сердился. – Это то, чего ты поклялся не делать, пока я жив!

– А ты дал клятву убить Этельхельма Младшего, – негромко произнес он. – И не сделал этого. Его убили другие люди.

Я уставился на него. Его слова не грешили против истины, но все равно были возмутительными. Этельхельм умер, потому что я разбил его войско, сразил его поединщика и обратил в бегство его воинов. Этельстан помогал, конечно, но он смог принять участие в той битве только потому, что я открыл и удерживал для него ворота Крепелгейт в Лундене.

– Клятва за клятву, – по-прежнему спокойно сказал он, но с твердой властностью в голосе. – Ты поклялся убить человека, но не убил, поэтому клятва нарушена. – Этельстан вскинул руку, предупреждая мои возражения. – И еще установлено, что клятва, данная язычнику, не имеет силы. Только обещания, произнесенные во имя Христа и Его святых связывают нас. – Он снова вскинул руку. – Но я все равно намерен уплатить свой долг.

Один человек, даже владетель Беббанбурга, не в силах сражаться с армиями трех королевств. Я чувствовал себя преданным. Я и был предан, но сумел проглотить свой гнев.

– Ну так плати, – согласился я.

– Минуточку, лорд. Минуточку. – Король встал и принялся расхаживать по узкому пространству между развалинами стен. – Камбрия живет без закона, ты согласен?

– Согласен.

– И она часть Нортумбрии, не так ли?

– Так.

– А Нортумбрия – это энглийское королевство, да?

Мне еще никак не удавалось привыкнуть к этому слову, как и к названию Инглаланд. Были такие, кто использовал слово Саксонланд, но западные саксы, объединявшие всех говорящих на энглийском языке, предпочитали Инглаланд. Это подразумевало не одних только саксов, но также англов и ютов. Теперь мы стали не саксами и не англами, а энглийцами.

– Нортумбрия – энглийская земля, – признал я.

– Однако в наши дни в Камбрии больше людей, говорящих на северных языках, чем на нашем!

Я помялся, потом пожал плечами:

– Да, таких немало.

– Три дня назад я поехал поохотиться с соколами и остановился поболтать с лесничим. Он говорил на норманнском наречии! Я бы с равным успехом мог пытаться изъясняться с ним по-валлийски. А это ведь энглийская страна!

– Его дети будут говорить на нашем языке, – возразил я.

– К черту его детей! Они вырастут язычниками!

На некоторое время я оставил эту реплику без ответа, наблюдая за расхаживающим Этельстаном. Во многом он был прав. Нортумбрия редко распространяла свою власть на Камбрию, хотя та и считалась частью королевства, а норманны, чувствуя эту слабость, высаживались на берегах Камбрии и строили усадьбы в долинах. Дани Эофервику они не платили, и лишь мощные бурги по мерсийской границе не позволяли викингам осуществлять набеги на земли Этельстана. И не только норманны чувствовали беззащитность Камбрии. Страт-Клота, расположенная к северу от нее, давно мечтала прибрать эту область к рукам, как и Константин.