Бернард Корнуэлл - Повелитель войн [litres]

Сто шагов, и из-за строя противника взметнулись первые стрелы.

– Щиты! – заорал я, хотя в этом не было необходимости, так как первая шеренга уже присела, накрывшись щитами, тогда как вторая положила свои щиты поверх них, а третья дополнила стену. Стрелы падали с отчетливым глухим стуком. Некоторые угодили в щели. До меня донеслось ругательство, вырвавшееся у раненого, но никто не упал. Две стрелы ударили в мой щит, одна чиркнула по железному ободу. Наклонив щит, я увидел из-под нижнего края, что враги ускоряют шаг. Справа от меня образовывался свинфилькьяс, для чего люди в передовой шеренге выдвигались вперед. Другое «рыло» формировалось напротив меня, нацеленное прямо на моего сына. Четвертая стрела стукнулась о нижний край щита, отскочила и пролетела буквально в дюйме от шлема.

Ни разу мне не приходилось стоять в заднем ряду «стены» с тех пор, как я стал олдерменом, но сегодня мои дружинники ожидали видеть своего командира в тылу. Я был стар, и им хотелось меня защитить. Это создавало сложности, потому как воины уже озирались, опасаясь, не попала ли в меня одна из тех стрел, что сыпались по всему фронту линии Этельстана. В центре, где норманны с островов готовились напасть на мерсийцев, помчалась вскачь лошадь, круп которой заливала кровь от вонзившихся стрел. Мне ненавистно было находиться позади «стены». Вождь должен стоять впереди, и я наполнился вдруг уверенностью, что Скульд, парящая над полем и выбирающая жертвы норна, покарает меня, если я останусь в тылу.

Прежде я убрал Осиное Жало в ножны, решив, что сакс мне не понадобится, но теперь вытащил его.

– Расступись! – гаркнул я. Будь я проклят, если позволю моим людям встречать свинфилькьяс без меня. Я протолкался через шеренги, приказывая воинам разойтись, и втиснулся между сыном и Вибрундом, здоровяком-фризом с секирой на утяжеленном свинцом топорище. Я присел, выставив перед собой щит, и приготовил Осиное Жало.

– Отец, не место тебе здесь, – пробормотал сын.

– Если погибну, позаботься о Бенедетте, – отозвался я.

– Конечно.

Рев прокатился по строю противника, заметившего меня в первом ряду. Убить военного вождя означает снискать репутацию. Я смотрел поверх кромки щита и видел злость, страх и решимость на бородатых лицах. Эти люди жаждали моей смерти. Они хотели славы, хотели, чтобы в шотландских залах исполняли песни про гибель Утреда. Потом полетели копья, «свиное рыло» издало боевой клич.

И битва началась.

Копья, летящие из задних шеренг скоттов, стучали о наши щиты. Мне повезло: копье ударило в верхнюю половину щита с такой силой, что острие показалось через ивовую доску, но под весом древка вывалилось и упало мне под ноги, когда я поднялся, чтобы встретить натиск «свиного рыла». Шотландцы набегали орущей ордой, рты и глаза широко раскрыты, секиры подняты, тяжелые копья готовы колоть. И тут они достигли места, где мы нарыли ям.

На острие клина бежал настоящий великан, с бородой поверх окольчуженной груди, с оскаленным щербатым ртом, глазами, устремленными прямо на меня, в порубленном шлеме с серебряным крестом. На щите его красовалась красная рука Домналла, а лезвие секиры сверкало. Он вскинул топор, явно намереваясь поднять мой щит, а потом нанести удар острием, насаженным на верх топорища, но правая его нога ухнула в одну из ям.

Я видел, как расширились у него глаза, когда он споткнулся. Верзила повалился на свой щит, поскользнувшись на сырой земле, и стоящий справа от меня Вибрунд взмахнул своей утяжеленной секирой и раскроил противнику шлем и череп. Ярко брызнула первая кровь. Остальная часть «свиного рыла» пришла в беспорядок. По меньшей мере трое упали, и другие налетели на них, спотыкаясь и размахивая щитами, чтобы удержать равновесие. Мои люди выступали вперед, кололи и рубили. Вражеский клин превратился в мешанину из крови, трупов и корчащихся раненых. Задние ряды шотландцев напирали, толкая передних, и все больше воинов падали. Один юнец, с рыжим пушком вместо бородки, устоял на ногах и оказался вдруг напротив меня. Насмерть перепуганный, он свирепо заорал и рубанул с правой руки наотмашь, попав по моему щиту. Мальчишка позабыл всю науку, потому как в яростном замахе сместил все тело влево, уведя за собой и щит, и мне не составило труда вонзить Осиное Жало ему в живот. Кольчуга у него была старая и ржавая, со стянутыми бечевкой прорехами. Видимо, ему достался доспех от отца. Я придержал противника щитом, рванул клинок вверх, потом провернул его и высвободил. Парень рухнул у моих ног, издавая наполовину стон, наполовину визг. Сын рубанул саксом, и звук оборвался.

Секира обрушилась на мой щит с такой силой, что расщепила ивовую доску. Я увидел край недавно заточенного лезвия, показавшегося в разломе, и решил, что оружие зажало. Подтянул щит, таща за собой секирщика, и снова ткнул Осиным Жалом снизу вверх. То не был расчет, просто отработанный за годы навык, облегченный беспорядком во вражеских рядах. Корчась в агонии, шотландец дернул секиру, я повернул щит, и топор высвободился. Я ударил железным умбоном ему в лицо, потом ударил мечом в пах. Все это произошло за время, потребное на два или три вдоха, а атака скоттов уже захлебнулась. Тела убитых и раненых мешали тем, кто еще оставался на ногах, а любой упавший увеличивал мрачную кучу-малу. Люди позади нее узнали о прикрытых травой ямах, видели кровавое месиво перед собой и потому стали осторожнее. Они не выкрикивали больше оскорбления, но пытались обогнуть мертвецов. Сомкнуть щиты уже не получалось, и это заставляло нападающих быть осмотрительнее. Осторожность вселяет в человека тревогу, и наш противник утратил единственное преимущество атакующего в «стене щитов» – энергию подпитанного страхом остервенелого натиска.

– Копья! – крикнул я с целью подтянуть больше копейщиков в нашу первую шеренгу.

Скотты уже не давили, а лишь подбирались к нам, осторожно обходя ямы, а также убитых и умирающих товарищей, и это делало их уязвимыми для наших насаженных на ясеневые древки наконечников копий.

Первая шеренга скоттов сильно пострадала: почти вся она полегла, образовав кровавое препятствие для людей позади. Наступающие следом воины предпочитали не лезть через мертвых и раненых на мою нетронутую «стену щитов», а выждать. Они выкрикивали ругательства и били клинками о щиты, но лишь немногие пытались напасть на нас, да и то отступали, встреченные копьями. Я заметил Домналла. С перекошенным от ярости лицом, он строил новую первую шеренгу. Тут кто-то ухватил меня за ворот кольчуги и потянул назад. Это был Финан.

– Дурак старый! – прорычал он. – Умереть решил?

– Да они побеждены!

– Это же скотты! Их можно победить, только перебив. Они придут снова. Эти ублюдки всегда возвращаются. Предоставь молодежи разбираться с ними.