Владимир Малик - Шёлковый шнурок

Он ухватил замок обеими ручищами и с таким усилием начал поворачивать в скобах, что лицо его побагровело. Все затаили дыхание. Но вот заржавленная дужка замка, жалобно заскрипев, переломилась надвое… Полковник оказался в объятиях друзей. На руках и ногах у него гремели кандалы.

— Быстрее, батько! — воскликнул Арсен. — Бежим!

Придерживая цепи руками, Палий вышел из подземелья. Ему подвели коня, помогли сесть.

— Ну, хлопцы, орлы мои, спасибо вам! — с чувством поблагодарил Палий.

Арсен подал знак — и отряд, бросив подводы, помчался по извилистым улицам Подкаменного на восток…

На первом же привале, в лесу, состоялся запорожский суд.

Свирид Многогрешный дрожал, как в лихорадке. В последнее время жилось ему не сладко: он поблек, исхудал, и одежда на нем висела, как на палке. Его маленькие хитрые глазки перебегали с одного лица на другое. Дольше всего они задержались на Арсене.

— Братцы, что вы со мной хотите делать? — заскулил он.

— А что делают с предателями? — грозно спросил Метелица.

— Я не предатель… Разрази меня гром, если я хоть кого-нибудь предал! — лепетал Многогрешный. — Я ни в чем не повинен!

Арсен чувствовал, как в сердце разгорается гнев, он едва сдерживал себя, чтобы не сразить мерзавца саблей. Произнёс глухо:

— Не выкручивайся, Свирид! Ты перед казачьим судом, судом чести, и ты обязан говорить чистую правду. За малейшую ложь перед судом чести подсудимого вешают без приговора!

Многогрешный смертельно побледнел. Ему казалось, что язык во рту стал шершавым, а сердце будто оборвалось, ухнув куда-то вниз… Он едва держался на ногах.

Казаки стояли плотным кольцом, насупленные, суровые. Съёжившийся в страхе Многогрешный вызывал у них чувство омерзения.

Лишь Семён Палий не вмешивался в казачий суд. Сидя на коне, уже раскованный, он попыхивал трубкой и молча смотрел на подсудимого. «И откуда только берутся такие слизняки, ничтожества? — думал он. — Какие матери их рождают? В каких семьях вырастают? Почему одни люди трудов и крови своей не жалеют во имя отчизны, а другие норовят побольше сорвать с неё и продают любому, кто больше заплатит?»

Тем временем Многогрешный заголосил:

— Помилуйте, братцы! Побойтесь греха! За безвинную душу бог накажет вас, как татей-разбойников!..

— Братчики, — сказал Арсен побратимам, не слушая вопли обвиняемого. — Многое нам не известно об этом человеке — Свириде Многогрешном, но немало мы и знаем. И чтобы ни он и ни кто другой не могли упрекнуть нас, что мы учинили над ним самосуд, пускай он сперва ответит на наши вопросы, а потом уже мы решим, как поступить с ним… Согласны со мной?

— Согласны! — дружно ответили все.

— Тогда выберем судью. Кого бы вы хотели?

— Тебя, Арсен! — прогудел Метелица. — Кого ж ещё? Ты лучше нас всех знаком с этим проходимцем! Ты и спрашивай, а мы послушаем и прикинем — правду ли он говорит и чего стоит эта его правда!

— Правильно! Правильно! — зашумели казаки.

— Ну что ж, начнём… — Арсен вошёл в круг, остановился напротив Многогрешного, тихо, но строго спросил: — Скажи нам, Свирид Многогрешный, был ли ты в прошлом запорожцем?

— Да, — кивнул тот и взглянул на Метелицу.

— Был когда-то, — подтвердил казак, — однако таким паскудным, что, помнится, присудили мы однажды наказать его киями… А он пронюхал об этом и задал стрекача…

— Так это?

— Так.

— Ладно, перейдём к временам более поздним… Отвечай — был ли ты потурнаком? То есть — сменил ли нашу христианскую веру на басурманскую?

Многогрешный опустил голову.

— Ну, чего молчишь?! — гаркнул Метелица. — Было такое?

— Б-было, — выдавил из себя Свирид. — Но я ж не взаправду…

Казаки переглянулись: не думали, что подсудимый так легко и быстро признает себя виновным в этом тягчайшем грехе, считавшемся на Сечи равнозначным измене Родине.

— «Не взаправду»! — передразнил его Метелица. — Вот как садану саблюкой по твоей дурной башке…

Арсен взглядом остановил старого казака — мол, помолчи, батько!

— Будучи холуём у турецкого спахии, — обратился он к Многогрешному, — не ты ли выдал на суд и расправу повстанцев Мустафы Чернобородого в долине Трех Баранов?

Многогрешный проглотил слюну. Молчал, хлопая глазами.

— В войске Юрася Хмельницкого служил? Помогал туркам разорять Чигирин?

— Не я один служил…

— А теперь скажи мне — сколько заплатил тебе Кара-Мустафа за Златку?

— Какую Златку? — жёлтые глаза впились в Арсена. — Я не знаю никакой Златки.

— За ту Златку, которую ты выкрал в Немирове и отвёз в Каменец… В тот же вечер, когда ты меня в яму бросил!

— Никого я не выкрадывал!

— Брешешь! Сам Юрась говорил мне об этом, когда мы с Сафар-беем — помнишь такого? — допрашивали его на Дунае. Да и Златку я освободил уже, привёз в Фастовиз самого Стамбула. Это моя жена. Она мне все рассказала…

Многогрешный вдруг упал на колени, обхватил запыленный сапог Арсена, прижался к нему мокрой от слез щекой.

— Прости… Я не знал. Это проклятущий Юраська мне приказал… Разве мог я сам?..

Арсен брезгливо оттолкнул его и отступил назад.

— А теперь — последнее… Ты сам помог Порадовскому схватить нашего полковника Палия?

Многогрешный стоял на коленях. Его пепельная, с залысинами голова склонилась почти до земли. Плечи вздрагивали в беззвучном рыдании.

— Молчишь? Значит, и это правда? — Арсен посмотрел на казаков. — Какой приговор вынесет товариство?

На поляне наступила тишина. Слышались только лошадиное ржание да шум ветра в верхушках деревьев.

— Чего там долго думать! — воскликнул Метелица. — Этот прохвост давно заслужил петлю на шею!

— Смерть! — коротко бросил Роман

— На виселицу его, злыдня! — мрачно добавил Спыхальский.

— А ты, батько Семён? — Арсен повернулся к Палию. — Что скажешь?

Палий слез с коня, неторопливо приблизился. Многогрешный поднял было голову, глянул на него с надеждой, но сразу же отвёл взгляд, прочтя в глазах Палия ненависть и презрение.

— Что я скажу? — произнёс полковник. — Многогрешный сам уже вынес себе приговор своими позорными поступками. У него не нашлось ни единого довода в своё оправдание… Так пусть получает то, что заслужил!

— Да будет так! — сказал Арсен. — Этот человек не достоин ходить по нашей земле. Слышишь, Многогрешный? Вставай и исполняй приговор казачьего суда!

— Поми-илуйте! — взмолился Многогрешный. — Ради Христа!

— Поздно спохватился, изверг!.. Исполняй приговор! — Голос Арсена прозвучал жёстко.

Многогрешный, охая, поднялся. Вытер рукавом мокрое бледное лицо.