Борис Акунин - После тяжелой продолжительной болезни. Время Николая II

«Боевая Организация» эсеров, созданная в 1902 году, была автономна, глубоко законспирирована и нередко сама выбирала своих жертв.

На первом этапе группой руководил Григорий Гершуни, человек не только бесстрашный, но и весьма изобретательный — по определению Зубатова, «художник в деле террора». За короткий срок Гершуни организовал несколько терактов, потрясших страну, и превратился в живую легенду. Его долго не могли поймать, а когда в конце концов все же арестовали, не решились предать казни — вместо этого присудили к пожизненному заключению. В результате Гершуни сбежал из Сибири и продолжил свою деятельность, но болезнь легких, приобретенная на каторге, свела его в могилу.

Про следующего руководителя «Боевой Организации», Евно Азефа, личность еще более живописную, рассказ впереди.

В 1906 году из партии эсеров выделилось крайне левое крыло, назвавшееся «Союзом эсеров-максималистов». «Максималисты» считали индивидуальный террор главным оружием социалистической революции и создали собственную боевую организацию, которая проводила акции по принципу «лес рубят — щепки летят», не заботясь о количестве невинных жертв. Во время устроенного ими покушения на Столыпина от взрыва будут убиты и ранены более ста человек, в том числе дети.

Существовали еще и анархисты. Они были плохо организованы, потому что не признавали партийной дисциплины, но в эпоху Больших Беспорядков, на волне всеобщего хаоса, анархизм стал чрезвычайно популярен и по России возникли сотни кружков. У анархистов считалось, что местные ячейки сами решают, кто враг, поэтому количественно боевики этого извода совершали больше убийств, чем эсеры, просто жертвами обычно становились чиновники и полицейские невысокого уровня.

Отдельную категорию терактов составляли убийства с «этнической окраской». Существовали организации, как правило социалистического толка, которые боролись с самодержавием, уничтожая чиновников колониальной администрации. Особенно активны были польские и армянские боевики, а также латышские группы, хотя последние не отделяли себя от общероссийского революционного движения.

Завели собственную боевую организацию и большевики, прежде сосредоточенные исключительно на пропаганде. Они, правда, больше увлекались «эксами» — добыванием денег на партийные нужды: нападали на поезда, почтовые отделения, кассы и казначейские кареты.

Тифлисский «экс» 13 июня 1907 года, одна из многих подобных акций, впоследствии вызывала особенно пристальное внимание историков, потому что одним из организаторов нападения был Иосиф Джугашвили. Эта операция сильно продвинула прежде малозначительного партийца в большевистской иерархии.

Отряд из двадцати боевиков напал в центре города на карету Государственного банка, охраняемую солдатами и казаками. Конвой сначала закидали бомбами, потом расстреляли из револьверов. Было убито и ранено несколько десятков человек. Экспроприаторы захватили огромную сумму — больше 300 тысяч рублей (правда, основная часть была в 500-рублевых купюрах, обменивать которые потом оказалось слишком опасно, так что пришлось их сжечь).

Вся эта разнопартийная и беспартийная террористическая деятельность на несколько лет погрузила страну в настоящую вакханалию насилия — мировая история еще не знала подобной концентрации политического терроризма.

Во второй части книги, где дается хроника событий, будет рассказано о самых значительных моментах этой кровавой эпопеи, пока же ограничусь общей статистикой.

Тифлисский «экс». И. Сакуров

По подсчетам американского историка Анны Гейфман, общее число жертв индивидуального террора на пике, в 1905–1907 годах, превысило 9 000 человек. Затем волна убийств пошла на спад, но полностью не затухла. В 1908–1910 годах, то есть в годы, считавшиеся относительно спокойными, были убиты еще 732 государственных служащих плюс три с лишним тысячи «частных лиц». По общей же оценке историка за всё десятилетие при терактах было убито и ранено около семнадцати тысяч человек.

Это была настоящая война.

Бурные события 1905–1907 годов, которые, повторюсь, некорректно называть «революцией», были вызваны целым комплексом факторов. Главным из них, пожалуй, были последствия искусственного торможения социальных процессов. В Обществе долго копилось недовольство режимом. Пружина сжималась, сжималась, и наконец распрямилась. Другой причиной было ухудшающееся положение крестьян, задержка давно назревшей аграрной реформы. В промышленных городах, как мы видели, тоже росло напряжение — власти пытались то запугать рабочих, то заигрывать с ними, и это будоражило умы.

Опрометчивое вступление в войну — при переоценке собственных сил и недооценке вражеских — колоссально уронило авторитет царизма. Много лет россияне существовали в убеждении, что самодержавная система — это, конечно, не очень хорошо, потому что свободы мало, а несправедливостей много, зато «мы великая держава». По выражению Александра III, у России было только два союзника — армия и флот. И что же? Оба оказались никуда не годны. Ради чего же тогда люди должны были мириться с несвободой и несправедливостью?

Во всех слоях общества, сверху донизу, раздалось традиционно российское «так жить нельзя». При растерянности властей и тотальном недовольстве населения для взрыва не хватало только искры.

Остановимся на этом моменте подробнее. Он важен не только сам по себе, но и как хрестоматийный пример ошибочных действий государственной власти, которая, пытаясь остановить революционные потрясения, добивается противоположного эффекта.

В силу стечения не вполне случайных обстоятельств инициатором грандиозных потрясений стал человек абсолютно не революционного рода занятий — священник Георгий Гапон.

Я уже писал о том, что в эту эпоху среди русского духовенства впервые с семнадцатого века появились политически активные пастыри, иногда пользовавшиеся большим влиянием и начинавшие играть важную общественную роль. Некоторые из них — например, протоиерей Иоанн Восторгов, архимандрит Макарий Гневушев, архимандрит Виталий Максименко — придерживались крайне консервативных позиций и стали видными фигурами ультраправого движения. Другие, попав в Думу, наоборот, примкнули к ее оппозиционному, антиправительственному крылу. Это напоминало французский 1789 год, когда из рядов тишайшего «первого сословия» выдвинулись революционные деятели вроде аббата Сиейса или епископа Отенского, будущего Талейрана.